А радио тем временем, после перерыва на рекламу, продолжило нести нам новости о произошедшем, радуя нас тем, что мы натворили. Меня почему-то это ни капельки не мучило. Может быть потому что это убийство я воспринимал как… просто убийство? Ну просто выстрелил, и всё?
Как я читал, эмоции вызывает только эмоциональный контакт с жертвой. Жалость, удивление, ярость или что-то в этом духе. Или если ты встретился с ним взглядом и что-то почувствовал, вспомнил, с чем-то его начал ассоциировать. То есть не безликость.
Про того, кого убил, я мог сказать только то, что он был. Даже с охранником на первом деле или с девушкой между гаражами был эмоциональный контакт. Здесь же увидел и выстрелил. Всё.
У меня такие подозрения, что убийцы в конечном итоге перегорают, пережигают этот контакт, потому так спокойно убивают любого. Они как бы любят родных и так далее, но именно с жертвой уже не в состоянии создать эмоциональный контакт. Это перегорело у них, как своеобразная защитная психическая реакция наподобие привычки.
У меня такой привычки нет, но вот понимание, что меня не сильно волнует убийство, вызывает внутри какое-то неприятное чувство, словно я уже и не я.
— Только что сообщили, что нападавшие бросили машину в цехах индустриального района и подожгли, после чего скрылись на заранее подготовленном автомобиле. Поставлены блокпосты на трассе Ханкск — Стэнворд и Ханкск — Ромашково. Как нам сообщают, подозреваемых было четверо. Их личности до сих пор установить не смогли.
— Ну и отлично, — выдохнула Сирень. — В город перехватывать вряд ли будут.
— А может и будут, — заметил я. — Там же тоже не дураки.
— Ну не знаю… — нахмурилась она. — Пока что ничего умного с их стороны мне заметить не пришлось.
Не пришлось потому, что мы всегда берём новые машины, а старые сжигаем. Нас просто не по чему ловить. Ни ДНК, ни отпечатков, ни каких-либо примет, указывающий на нас. Единственный раз, когда нас могли спалить — в притоне. Но там все наоборот, будут говорить, что никого не видели и вообще никого не знают, чтоб самим не залететь за решётку на десяток-другой лет. Но это лишь вопрос времени, когда на нас выйдут, не более. Рано или поздно мы облажаемся. Кто-нибудь чихнёт, кого-нибудь ранят, и всё, конец.
Поэтому лучше закончить всё тогда, когда на руках уже есть хорошие карты.
— Вопрос времени. Однажды нас поймают, если продолжим.
— Но не тебя, — усмехнулась она. — Ты же вроде завязываешь.
— Верно, просто мысли вслух, — пожал я плечами. — Нас ещё спасает то, что мы подростки. Слишком молодые. По таким возрастам редко ищут, будут искать более… закоренелых.
— Тебе откуда… хотя точно, отец же легавый, — вспомнила она.
— Не только. Фильмы не смотрела? Или в книгах много чего рассказывают. Одно чушь, другое преувеличение, а что-то не говорят. Но… если всё объединить, получается целый список правил.
— О-о-о-о… И какое же первое правило?
— Старайся работать один, — ответил я.
— Почему?
— Потому что ловят чаще всего из-за подельников. Поймали идиота, оставил отпечаток, и так далее. Ты отвечаешь за всех же, но кто-то точно облажается. Или предаст.
— Вряд ли предаст, — покачала она головой. — Обычно все друг друга знают же в таких делах.
— Ага, но за свою цену каждый продастся.
— Деньги не всегда всё решают.
— Речь не про деньги. — На её недоумённый взгляд я продолжил. — Покупают не только деньгами, но и жизнью родного человека, например.
— Ну ты загнул… — покосилась Сирень на меня.
— Хочешь сказать, что не прав?
— Нет, но… блин, ты прав, но только ты прямо так радикально. Но да, ты прав, дорогой человек — отличная цена для сговорчивости. А отсюда небольшая мудрость.
— Не имей тех близких людей?
— Блин, у тебя пессимизм вместо крови залит, что ли?
— Познакомься, это ещё зовут реализмом. Просто многие их путают, — улыбнулся я.
— Нет, я имел ввиду, держи родных всегда рядом, чтоб никто не смог до них дотянуться.
— Так себе мудрость. Дотянуться можно до любого. Ты не можешь их привязать наручниками к себе. А значит, их уже можно достать.
— Но жить одной… Ради чего? — спросила она скорее озабоченно, чем озадаченно. Будто её волновал этот вопрос.
— Отвечу, как сказал однажды Малу — ради денег. Жить, чтоб заработать как можно больше денег.
— Какой ужас, — поморщилась она. — Ты сейчас сказал это так, словно сам веришь в это.
— А тебе словно отвратительно.
— Я работаю только ради семьи. Ради сестры. Чтоб потом просто руки в ноги и подальше отсюда. А сейчас коплю денег. А если ради денег работать, то куда ты придёшь? Нет, даже не так. Кем станешь?
— Богатым человеком? — предположил я.
— Ничем. Просто… пфух… пустотой.
— С деньгами.
— Дурак. Ты, толстый, всё прекрасно понял. Кто-кто, но ты-то точно недостатком мозгов не страдаешь.