За Пределом

— Живее, давайте! Ну, что встали, пошли! — Талок дернул мерина за повод, и окруженные пленники тронулись дальше по дороге.

Сульс устал трястись от страха. Воевать никто не собирался, а в одиночку он на такие героические порывы не был способен. Оружейник, мечтавший когда-то о праве ношения оружия, понял, что при существующем положении дел не видать ему ни половинного меча, ни какого другого. И что-то он совсем в художниках засиделся, если уж начал людей пугаться. Творчество, конечно — дело замечательное. Типажи вокруг собрались — любо дорого посмотреть. Один только Талок в медвежьей шкуре чего стоит. Нарисовать бы. Или сочинить грустную балладу о героях, захваченных в плен коварными предателями. Предателей надо непременно нарисовать. Мир должен знать подлецов в лицо.

Оружейник просочетал такие разные порывы, как «смерть предателям» и тяга к рисованию и пришел к выводу, что он, Сульс, единственный в своем роде «Воин-Живописец». А так же — Творец Драконов, Оруженосец Принца, Оружейник Нофера, Главный Учетчик и будущий Поэт. Сидел бы на мерине, свалился бы — даже голова закружилась, настолько он оказался грандиозной по масштабам личностью. Самому стало удивительно, как это он раньше не догадался учесть все свои таланты? Но всякая личность, а грандиозная особенно, требует признания своих выдающихся качеств. Так что со скромностью пора было кончать и демонстрировать себя во всей красе. Гномы, смыслящие в устройстве тележек для угля, сказали бы, что у Сульса отказали оба колодочных тормоза сразу.

— Достойный Талок, а не могли бы Вы повернуться ко мне в анфас?

— В куда? — Лесовик подозрительно смотрел на ранее молчавшего человека. Тоже, наверное, изувеченный мрачными силами.

— Вот, Вы как раз и повернулись! Потрясающе колоритное у Вас лицо!

— Какое-какое? — Талок размышлял о том, что положено сделать с этим наглым пленником за такое непонятное оскорбление лица. — А ну, повтори, что сказал!

— Ну, типажное. Как я вижу, Вы ничего в живописи не понимаете. Позвольте представиться. Я — Сульс. Художник из… Ванза. Слышали про такой город?!

— А-а… красильщик, значит.

— Нет, что Вы! Художник! Я могу нарисовать Ваш портрет. Лицо. Изобразить на холсте или на любой пригодной доске. Я, собственно, и увязался с этой компанией только ради творчества. Гномы рассказывали, что здесь живут очень оригинальные люди. Такие… такие суровые, бородатые, настоящие лесные жители, которые не сдались оркам. Последний оплот сопротивления в этом ужасном мире… Вот, эльфов ваших, я бы тоже хотел запечатлеть. В красках.

— Экие вы там все ненормальные. А зачем? Вот скажи, ну зачем… печатлеть. И что это вообще такое? — Талок уразумел-таки, что непонятные слова у этого Сульса не оскорбления, а что-то другое. Правда, совсем не понятно что.

— Ну как же… Вот я Вас нарисую. В шкуре, грозного, с оружием. А когда Вы умрете… э… Ну, как людям и положено, Ваши дети смогут показать Вашим внукам и правнукам как Вы выглядели, когда были живой. Неужели это так непонятно? Многие хотят остаться в памяти потомков таким образом.

— Ах ты ж! Так ты значит, Сульс, рисовальщик? Ну, так бы и сказал. — Талок засомневался, стоит ли этому человеку верить. — Ну, вот эльфы с вами разберутся и если ты и впрямь рисовальщик, тогда можно. Нарисуешь. Краски-то привез?

— Как? А разве у вас нет? Ужас! А кто мне обещал лесной город, где у людей все есть? — Гройн, как самый известный Сульсу гном, получил тычок. — А кто мне рассказывал, что в этом лесу водятся самые дивные и причудливые звери? Что и этого тоже нет? Я, кстати, еще и чучельник! И что мне теперь делать? Только рисунки углем? Кстати, а сколько здесь в таком случае принято платить за работу?

— Эй, Сульс, который, погоди. Так рисовальщик или чучельник? — Лесовик видел, что человек и впрямь расстроен. Можно сказать — непритворно.

— И то и другое. Я же сказал — я художник. Вообще художник. Нет творчества, в котором я бы не был мастером! А со мной вот как обошлись! Кстати, а у ваших эльфов, случайно, нет красок? Я слышал, что все эльфы непременно имеют тягу нарисовать что-нибудь. Так я бы купил. У меня с собой золото. Вот этот остроухий его везет и охраняет. Для того и нанят. — Сульс оглянулся на Даэроса. Ар Ктэль шагал с невозмутимым видом. Ну, раз его не смущает такое понижение в должности, пусть и на словах, то можно и продолжить. — Я и невесту свою больную прихватил. Чтобы дома не оставлять. Соседи её, знаете ли, не очень любят. То бывает день-другой ничего, а то или с кулаками набрасывается, или секирой машет. И Вы не удивляйтесь, но она считает, что она — гном-девка.

— Девка! Ты гном?! — Талок от такой невидали опешил. Похоже, что гномы — тоже. Как-то они странно тихо сквозь зубы ругаются.

— Гном-дева! А не девка! Мужлан! — Вайола сжимала кулаки. Только присутствие Принца Даэроса удерживало её от повторения проверочного удара, который этот Сульс, оказывается, хорошо запомнил. — Ну, попадись ты мне на конюшне, жених недоделанный, я тебе еще добавлю! Два дня не встанешь!