В Петербурге пребывает достаточное число граждан, зарабатывающее на жизнь оккультными науками. Всяческие Бабы Мани, маги Ивановы, целители, колдуны, астрологи... Все они преспокойно дурят народ и имеют на этом добротный кусок масла. Типажи подобных жуликов составляют фон романа.Однако проживают в Петербурге и подлинные черные колдуны, и прочая нечисть. Хорониться она предпочитает под землей, в туннелях и катакомбах метрополитена, там, «откуда кресты на церквях не видно».Надзирать за нечистью, чтоб она не шибко распоясывалась, поставлен сверхсекретный отдел при ГУВД – ИСCАЯ (ИССледование Аномальных Явлений). Руководитель сверхсекретного отдела, Максим Максимыч, с некоторых пор начинает замечать, что в его ведомстве не все ладно. В городе начинают сворачивать деятельность многие секты и активизируются радикальные мистические группы.Другой персонаж – торговец антиквариатом Стас получает необычный заказ разыскать утерянную еще в опричнину реликвию. Заказчиком, как потом выясняется, выступил черный колдун Передерий.Каждый из персонажей в силу своего профессионального опыта начинает расследование происходящих в городе «странностей».
Юмористическая фантастика18+Игорь Чубаха
За пригоршню астрала
мистерн
Все заклинания и ритуалы изменены, всякое совпадение случайно.
Лицо, нарушившее любые авторские права по данной книге, подпадает под Третий Вид Латентного Проклятия.
ФРАГМЕНТ 1
ГЕКСАГРАММА ГУАНЬ
«СОЗЕРЦАНИЕ»
УМЫВ РУКИ, НЕ ПРИНОСИ ЖЕРТВ[1]
Понедельник. Луна в Козероге. Восход Солнца – 7.23, закат – 17.03. Приснившееся ночью не сбывается и никакого значения не имеет. Овнам в конце месяца рекомендуется умерить активность и заняться личными делами. Многие кармические системы Азии рекомендуют в этот день выбирать дороги на Север и Запад, а не на Юг и Восток.
Двор был типичным для центра Питера. Сырой и грязный. На фоне непрозрачно-серого неба зло шелестели под пронизывающим ветром почти осыпавшиеся узловатые тополя. Жирная черная вода в лишаях колдобин там и сям отражала ядовито-оранжевые прямоугольники проснувшихся окон.
Патрульная машина с не заглушенным двигателем стояла в пяти метрах от группы людей. Серо-фиолетовых в серо-фиолетовом утреннем сумраке. Таким же серо-фиолетовым казался огромный мусорный контейнер за их спинами. Несколько сорванных ветром листьев прилипло к его шершавым бокам.
Шофер не позаботился выключить мигалку машины, и мечущийся по кругу кислотно-голубой холодный свет то окатывал стынущих людей, припечатывая к трещинам асфальта уродливые кособокие тени, то прошивал черные закоулки двора. Утренний озноб забирался под куртки и плащи. Кислая вонь от контейнера щекотала ноздри.
– Да выруби ты мигалку! – сипло крикнули шоферу, не особенно заботясь, что разбудят еще не продравших глаза жильцов ближайшего дома. – Ни фига ж не видно!
Но дискотечное пятно продолжало плясать – наверное, шофер закемарил в тепле салона.
Жалобно тявкнула и завыла жмущаяся к ногам хозяина собачонка. Ее хозяин маялся в сторонке. И любопытно, и колется.
Группа состояла из пяти человек – еще не прозевавшихся, но уже злых. На осень, на погоду, на свою дурацкую работу.
– У меня для тебя две новости. Одна хорошая, одна плохая, – передвинув на две трети скуренную и на треть обслюнявленную сигару в угол рта, сказало одно должностное лицо, в высокой шляпе, другому. Его светло-коричневое драповое пальто в проблесках «мигалки» казалось чуть зеленоватым. Ветер хватал за полы, норовя пробраться под драп и там согреться. Но, несмотря на холод, должностное лицо стояло, по-ковбойски широко расставив ноги.
– Ну? – заинтригованное облачко пара поглотил сумрак.
– Горло – сплошная рана. А кровищи вокруг, как кот... наплакал.
– А какая хорошая? – лениво, сквозь зубы процедило второе лицо.
– Это и была хорошая.
Особо резкий порыв ветра чуть не сорвал шляпу, и ее обладателю пришлось, выбросив руку из рукава, ухватиться за фетровое поле. Шляпу он поймал профессионально ловко, как карманника на кошельке.
– Опять серия, – не улыбнулось на штатную шутку лицо без шляпы. – Кто труп обнаружил? – Лицо явно еще не успело настроиться на рабочий лад после блаженных выходных. Не хотелось лицу ни улики коллекционировать, ни свидетелей опрашивать. Пар-р-ршивая служба.
– Дворничиха. Вон у стенки мнется, – ответ прозвучал тоже без энтузиазма.
Который без шляпы посмотрел. Дворничиха была в наличии. И он уже собрался, бряцая подковками, направиться к ней – до приезда экспертов задать пару-тройку скучных вопросов, – но тут к группе, отважно ступая (лужи там или не лужи), под ноги не глядя, приблизилась распатланная восьмидесятилетняя мегера в накинутой поверх домашнего халата фуфайке.
– Кто тут старший? – требовательно спросила старуха. В руке намертво зажато ведро с мусором. Глаза жадно косят на прикрытое бурым картоном распростертое тело. С одного краю из-под картона торчит пара стоптанных ботинок, а сбоку – кисть руки со сведенными судорогой серо-фиолетовыми в утреннем сумраке пальцами.
Двое бредущих по переулку работяг посчитали возможным сбиться с маршрута – работа не волк – и мимо облезлой коробки хоккейного поля, мимо почти осыпавшихся тополей направились к месту действия. Теперь подойти поближе можно и Максиму Максимовичу. И он, оставив подворотню, аккуратно обошел три черные лужи, дряхлый «москвич», принадлежащий кому-то из жильцов дома, не новый «фольксваген» с фээсбэшными номерами и патрульный «жигуленок» с настырной мигалкой.
– Бабуля, тебе чего? – без энтузиазма спросило ответственное лицо в шляпе. Максимыч его знал по фотографиям: Перебродьков, Лев Николаевич. Зам четырнадцатого отдела Петербургского ФСБ.