За растениями по горам Средней Азии

На южных склонах Гиндукуша есть живописное Нагманское ущелье. Б одну из пятниц, на которые в мусульманских странах приходятся выходные дни, мы поехали в это ущелье, чтобы осмотреть летнюю резиденцию короля, отдохнуть, а главное — пополнить свои коллекции. И надо сказать, нам это удалось в полной мере. Здесь я встретил массу полузнакомых растений. Я не оговорился — именно полузнакомых. Вот на склонах растет фисташка. Облик ее знаком по горам юга Средней Азии. Но… фисташка не та. Другой вид. Та была фисташка обыкновенная, а здесь — фисташка кабульская. Тоже викарные виды. На осыпях растет перовския — крупное травянистое растение из губоцветных. Такая же растет на осыпях и конусах выноса в Южном Тянь-Шане, в горах Таджикистана. Такая же, да не такая: у той листья цельные, а у этой — рассеченные, как у полыни. Она так и называется — «полыновидная». И замещает здесь ту, нашу, коричниковолистную перовскию.

Я брожу по склонам, по ущелью и всюду нахожу таких же «заместителей». На каждом шагу встречаю виды, близкие к знакомым мне по советской Средней Азии видам полыней, прутняков, норичников, котовников, пустынноколосников, камолей.

Вот она, роль горного барьера — Гиндукуша. Своим гребнем он не только отгородил Среднюю Азию от активного воздействия муссона, но и разлучил всевозможную флористическую «родню», «отвыкшую» друг от друга, потерявшую за десятки тысячелетий разлуки внешнее сходство, но ведущую все тот же родовой образ жизни по обе стороны от хребта, который стал флористическим рубежом. Все, что южнее гребня Гиндукуша, следует четко отделить при районировании от среднеазиатских территорий. Это было ясно и раньше, но теперь я в этом убедился сам. Южная граница Памира и Памиро-Алая уточнена.

А как же обстоит дело севернее этого разделяющего флоры хребта? Надо бы и туда съездить, поближе к своей земле.

«Расколотая тарелка»

Через несколько дней, благополучно перелетев на «Дугласе» из Кабула в Кундуз, мы пересели в уютный микроавтобус, чтобы пересечь на нем Гиндукуш с севера на юг. Но перед этим решили проехаться по афганскому Туркестану — по той самой депрессии, которая по правую сторону от Пянджа и Амударьи, на советской стороне, называется Южно-Таджикской. По аналогии здесь ее следовало бы назвать Северо-Афганской. Как образно заметил Михаил Владимирович Муратов, эта депрессия напоминает тарелку, расколотую надвое по руслу Пянджа, а затем сложенную так, что все узоры на тарелке совпадают.

Действительно, с севера депрессия окаймляется горами Па-миро-Алая, с юга — Гиндукушем, с востока — отрогами Гиндукуша и Дарваза, а по дну депрессии, как трещина, извивается русло пограничного Пянджа. А поскольку государственная граница редко совпадает с природной, то по обе стороны реки природная обстановка одинакова. По всему дну депрессии расплескался эфемеретум — низкие травы, вегетирующие только во влажное время года, пока влажно: луковичный мятлик, эфемерридная осочка, маки, тюльпаны, крокусы; на небольших плавных повышениях рельефа — пырей, луковичный ячмень, костры, бонгардии. Сейчас, в октябре, все это высохло, и из-под покрышек микроавтобуса поднимаются столбы пыли, хотя мы и едем по целине. Ночью от света фар в панике убегают стада джейранов. Поверхность ровная, плоская, чуточку наклоненная к Пянджу, из-за которого с нашей стороны временами посвечивают лучи прожекторов стройки.

Как и на нашей стороне депрессии, с высотой появляются полынники, фисташники, заросли эфемероидных злаков. За Фай-забадом, по восточному краю депрессии, влажнее. Горы перехватывают приходящие с запада осадки, и склоны там покрыты кленовыми и кустарниковыми зарослями, такими же, как у нас в Гиссаро-Дарвазе. Оказывается, именно сюда, в Каттаган и западную часть провинции Бадахшан, он и продолжается, этот влажный лугово-кустарниковый Гиссаро-Дарваз. Продолжается и загораживает Западный Памир от поступающей влаги. Вот он, перелом! Постепенно картина проясняется. Пока «узоры тарелки» совпадают полностью: поясность растительного покрова такая же.

Гаммадники Гиндукуша

Но дальше начинаются различия. Мы едем на юг, к перевалу Шибар. Когда на высоте 900 метров появляются разреженные группировки гаммады — того самого саксаульника, который мы видели в Вахане, — это не удивляет. На нашей стороне депрессии гаммадники тоже встречаются. Но мы едем сутки, вторые, поднимаясь все выше, все ближе к водораздельному гребню Гиндукуша, а гаммадники не кончаются. Вот они смешиваются с кустиками селитрянки. Там к гаммаде примешиваются полыни, гармалы, солянки. Но гаммада продолжает господствовать до 2900 метров. Это уже неожиданность. Такого мощного пояса саксаульника я не ожидал. В Вахане мощность этого пояса всего 400–500 метров, а здесь — два километра по вертикали!