За рекой Гозан

Вскоре статую Анахиты втащили на заранее приготовленный холм из самана, обложенный дерном и политый водой, перед которым установили алтари, да еще навалили кучу хвороста. Возле походных алтарей стояли заранее освященные кувшины для ритуальных возлияний, а также чаши для подношений.

На покрытых коврами дощатых трибунах разместились свита царя и знать.

Поодаль расположился лагерь паломников – над многочисленными шатрами курился сизый дымок. Гонимый ветром, он метался по долине, сливаясь в вышине в полупрозрачное марево. Еще дальше, уперев оглобли в землю, теснились тысячи повозок – с большими колесами, крытые шкурами или рогожей.

Не все скифские племена, завоевав чужую страну, перешли на оседлый образ жизни и построили города. Многие продолжали заниматься скотоводством, кочевали в кибитках вместе со стадами овец и табунами лошадей по межгорью Паропамиса да пустынным равнинам Арахосии. В Бактру они пришли с зимовок в низовьях Хирменда.

За трибунами слуги разбили шатер для провизии, амфор с вином и посуды. Царские повара прямо на земле рубили освежеванные бараньи туши на куски, закидывали мясо в большие котлы, размешивали варево палками.

Едкий дым костров смешивался с дразнящим запахом вареной баранины, щекотал ноздри людей, сводил с ума голодных псов.

Шум, гвалт, ржанье лошадей, лай собак – долина продолжала заполняться людьми и животными. Воины окружили поле кольцом, не позволяя зрителям подойти вплотную к манежу, удерживали их тычками палок, взмахами плетей, грозными окриками.

Перед трибунами выстроились участники скачек.

Куджула огляделся: бока лошадей покрывают попоны с вышитой тамгой рода, узда украшена золотыми и серебряными пронизями, позолоченными налобниками, на ветру развеваются цветные штандарты с изображением культового животного или священного символа. У саков из Арии на попонах – круг со стрелой, а на флаге – грифон, у парфян – буква арамейского алфавита и фаравахар[45], у хорасмиев – знак Анахиты: три черных кружка, а также маковая коробочка, у гандареев из Таксилы – свастика и слоновья голова, у согдийцев – греческая буква и синий волк.

Все наездники из княжеских родов, молодая поросль, рядом с каждым оруженосец. Куджула сжимал в руке древко копья с флажком, на котором скалила пасть собачья голова, тотем Герая. Тамгой рода служил круг с топорами, символизирующий объединение под властью асиев четырех других кушанских племен.

Бок о бок с молодым хозяином находился Октар. По лицу кангюйца никогда не скажешь, что он чувствует: всегда спокоен и уверен в себе.

Справа от Куджулы в нетерпении фыркали кони Пакоры и его слуги, потрясая гривами с вплетенными в них лентами. Царский сын сидел на бактрийской кобыле неподвижно, словно каменный, а мощный, как будто раздутый, оруженосец с бычьей шеей то и дело бросал на кушана косые взгляды. Его чалая лошадь была под стать всаднику: рослая гривастая колхидка с полугорбатой головой, широкой грудью, ноги с короткими бабками – некрасивая, но жуть какая сильная. Где только раздобыли такую?

Наконец загрохотали дамамы, затем вступили дафы, постепенно ускоряясь, сбиваясь то на ритмичный дробный рокот, то на рассыпчатый звон, то на все сразу, и из задрапированного красной тканью прохода в центре трибуны появился Гондофар.

Полы голубого халата были обшиты золотыми ромбиками и пирамидками, а ворот обсыпан самоцветами. На голове царя красовался мягкий кулах[46] с вышитой канителью птицей Варган. В руке он держал железный шестопер с позолоченным втоком – символ власти.

Благосклонно выслушав ликующие крики толпы, Гондофар опустился на покрытый львиной шкурой трон. Справа от него восседала ассакенская знать: родственники царя и главы кланов. Эта часть трибуны поражала роскошью одежды, лисьими и собольими мехами, блеском золота.

По левую руку располагались вожди эллинской диаспоры: архонты, зажиточные клерухи, гиппархи[47], настоятели храмов. Золотые фибулы с крупными самоцветами, схватывающие ткань у шеи, говорили о достатке и высоком положении македонян, однако в однотонных гиматиях они выглядели скромно – кичиться богатством перед варварами считалось среди коренных жителей Бактры неприличным.

Зато их жены и дочери не уступали ассакенским женщинам в обилии и изяществе золотых диадем, брошей и браслетов. Некоторые закрывали лица и плечи от яркого солнца широкими полями соломенных шляп.

Эллины Бактры присутствовали на празднике по принуждению. А куда денешься – свита царя обязана сопровождать его на всех церемониях, даже устроенных во славу языческого божества.

Когда-то жрецы Артемиды скрепя сердце согласились на установку в святилище фигуры Анахиты из соображений здравого смысла: ничего, что статуи стоят рядом, зато храм останется целым и невредимым. Новые поколения эллинов успели привыкнуть к странному соседству богинь и часто приносили дары обеим сразу. Тем более, что и та, и другая помогают при родах, а также наполняют груди женщин молоком. Только ассакены называли кумирню по-своему – «храмом Воды».