За рекой Гозан

– Кто их сюда звал? Эллины правили Бактрианой и Согдианой триста лет. Что до нас персы дали Бактриане? Бесчисленные кумирни Митры и Анахиты – больше ничего! Ну да, Александр Великий предал многие города огню и мечу, они долго лежали в руинах, и лишь при Селевкидах Бактриана восстала из пепла. А на что они рассчитывали? Александр из-за партизанских набегов Спитамена за три года потерял больше воинов, чем во время битвы на реке Политимет.

Стратег подал знак слуге, чтобы тот наполнил кубок.

Выпив, продолжил:

– Мы принесли бактрийцам культуру и процветание: построили новые города и каналы, научили ремеслам. Мы открыли им идеи Платона и Аристотеля, привили вкус к театральным представлениям, распахнули двери гимнасиев. Благодаря аттическому стандарту бактрийские монеты в ходу от Эгейского моря до Индии. При этом мы всегда относились к ним лучше, чем, например, спартанцы к дорийцам и ахейцам… А могли бы превратить в бесправных илотов[62]! А Эсхил, Софокл, Эврипид… Только вслушайтесь в музыку этих строк.

Деимах приподнялся на локте и, театрально выбросив перед собой руку, певуче заговорил:

– Вы, колыбель Семелы,
Фивы, плющом венчайтесь!
Нежной листвой оденьтесь,
Пурпуром ягод тиса!
Вакха исполнись, город,
С зеленью дуба и ели![63]

– Хор лидийских вакханок лишь приукрашивает кровавый сюжет трагедии. Безумства околдованных чарами Диониса менад во главе с Агавой заканчиваются убийством ее сына, Пенфея, – заметил Куджула, затем процитировал:

– И дикий гул стоял
Над местом мук. Стонал Пенфей несчастный,
Пока дышал, и ликований женских
Носились клики. Руку тащит та,
А та – ступню с сандалией, и с ребер
Сдирают мясо, кости обнажая,
И обагренными руками тело
Царя разносят в бешеной игре[64]

…

Все с удивлением посмотрели на кушана. Никто не ожидал, что варвар вдруг окажется знатоком греческой драматургии.

– Ты неплохо говоришь по-гречески, – заметила Аглая, в глазах которой впервые за время трапезы загорелся огонек неподдельного интереса к гостю. – Но чтобы читать наизусть Эврипида!.. Где ты получил образование?

– Меня учил раб, фессалиец Ипполит. Отец постоянно в разъездах, потому что ставки кушан разбросаны по всей Бактриане, мы с братом редко его видим. Сколько себя помню, Ипполит всегда был рядом. Он заставлял меня учить трагедии, говорил, что я должен понимать не только речь, но и душу эллинов…

– Кстати, – поддержал разговор Гермей. – Я слышал, что сурена Михран послал Памаксафра, убийцу Марка Лициния Красса, во дворец Орода с вестью о победе. Когда гонец вошел в царские покои, там как раз играли «Вакханок». Он вручил отрубленную голову Красса царедворцам, а те передали ее актерам. Во время эксода[65] Памаксафр выскочил на сцену, выхватил ее из рук актера, исполнявшего роль Агавы, и поднял вверх. Вместо бутафорской головы Пенфея – голова самого Красса! Ород был в восторге.

Все засмеялись.

Жуткая история ни у кого не вызвала сострадания к несчастному наместнику Сирии. Эллины Бактры видали и не такое. Чего стоит одна крепостная стена, на которой Гондофар развешивает трупы замученных преступников. А в дни казней военнопленных на агоре не протолкнуться. И бактрийцы, и греки, и ассакены – все с одинаковым интересом наблюдают, как едва живых от истощения и ран индов или усуней вешают, четвертуют, сажают на кол…

Осушив очередной кубок, Деимах помрачнел. Он был уже заметно пьян, кроме того, видимо, устал изображать из себя процветающего и успешного военачальника. Стратег посмотрел на гостя долгим внимательным взглядом, словно собираясь с мыслями.

Гермей наклонился к Куджуле, с улыбкой прошептав на ухо:

– Сейчас начнется. В твоем лице отец обрел неискушенного слушателя.

Стратег снова приподнялся на локте. Раб воспользовался этим, чтобы взбить подушки и подсунуть их поудобнее хозяину под бок.

Деимах заговорил назидательным тоном, обращаясь к кушану:

– Македоняне Бактрианы уже не те, что раньше. После восстания Диодота никто не смел нам указывать – ни Селевк Каллиник, ни Арсак. А Эвтидем! Хоть и был родом из анатолийских карийцев, не упал на колени перед Антиохом Великим, не сдал ему Бактру, даже после поражения на реке Арий. Два года он защищал город, пока Антиох не бросил осаду и не ушел в Индию… Вот на этих самых стенах! – Деимах описал рукой круг. – Вот это я понимаю – мужество и упорство! Потом Деметрий… не посрамил седин отца, даже римляне называли его «regis Indorum» – «царем индов». При нем империя эллинов простиралась от Яксарта[66] до пустыни Тар…

Он стукнул кулаком по ковру – да с такой силой, что если бы это был стол, вся посуда наверняка полетела бы на пол.