За рекой, в тени деревьев

– У меня тут в конверте одна вещь, прошу вас, положите ее в сейф. Ее могут потребовать у вас либо я сам, лично или письменно, либо та особа, с которой вы меня только что соединяли по телефону. Дать вам письменное распоряжение?

– Нет. Это ни к чему.

– Ну а если с вами что-нибудь приключится? Вы ведь тоже не бессмертны, а?

– Да, наверно, – сказал портье. – Но я все это запишу, а кроме меня, есть еще управляющий и его помощник.

– И оба люди хорошие, – признал полковник.

– Вы бы присели, полковник.

– Не хочу. Кто же позволяет себе рассиживаться, кроме никчемных старух и стариков в дешевых меблирашках? Вы разве сидите?

– Нет.

– Я могу передохнуть стоя или приткнувшись к любому вонючему дереву. Мои соотечественники вечно присаживаются или просто валяются. И чтобы заглушить свое нытье, жуют укрепляющие галеты.

Он говорил без умолку, стараясь поскорее прийти в себя.

– Неужели у вас продают такие галеты?

– Факт. В них кладут какое-то снадобье, чтоб вы не волновались. Вроде атомной бомбы обратного действия.

– Что-то не верится!

– Ну, у нас есть такие военные тайны, что о них только генеральские жены друг другу рассказывают! Укрепляющие галеты – это еще самая безвредная! Следующий раз мы засыплем всю Венецию бактериями с высоты в пятьдесят шесть тысяч футов. И ничего против этого не поделаешь, – сказал полковник. – Они тебе сибирскую язву, а ты им другую заразу!

– Но это ужасно!

– Просто кошмар, – заверил его полковник. – Невиданный и неслыханный. Об этом сообщали в печати. Но зато вы в это время сможете поймать по радио принцессу Маргарет, она вам споет американский гимн. Думаю, что это мы устроим. Голос у нее я бы не сказал, что большой. В свое время и не такие слыхали. Но теперь ведь кругом жульничество. Радио само делает голоса. А гимн «Звездное знамя» – он вас поддержит почти до самого конца.

– Вы думаете, они в самом деле на нас что-нибудь сбросят?

– Что вы! Когда они это делали?

От гнева, от боли, от чувства беспомощности полковник вел себя так, будто он генерал армии, но, приняв таблетки, почувствовал облегчение и сказал:

– Ciao, Доменико!

Выйдя из отеля, он подсчитал, что ему нужно двенадцать с половиной минут, чтобы добраться до кафе, где он встретится с Ренатой; впрочем, она, наверно, чуть опоздает. Он шел осторожно, не ускоряя шага. Но мосты ему все равно давались с трудом.

ГЛАВА 24

Точно в назначенное время Рената сидела за столиком. В резком утреннем свете, который падал на залитую водой площадь, она была все такой же красивой. Она сказала:

– Ричард, сядь! Тебе нехорошо? А?

– Ну что ты! – сказал полковник. – Чудо ты мое!

– Ты обошел все наши любимые места на рынке?

– Не все. Я не ходил туда, где продают диких уток.

– Спасибо.

– Не за что, – сказал полковник. – Я никогда не хожу туда без тебя.

– Ты думаешь, мне не надо ехать на охоту?

– Нет. Безусловно, нет. Если бы Альварито хотел, он бы тебя пригласил.

– Он мог меня не пригласить именно потому, что этого хотел.

– Верно, – сказал полковник, обдумывая эту догадку. – Что будешь есть?

– Тут очень невкусно кормят утром, и потом я не люблю площадь, когда она затоплена. У нее такой унылый вид, и голубям некуда сесть. Весело бывает попозже, когда дети прибегают играть. Пойдем завтракать в «Гритти»?

– Тебе туда хочется?

– Да.

– Ладно. Позавтракаем там. Я, правда, уже поел.

– Да ну?

– Я выпью кофе с горячими слойками, а если есть не захочется, хотя бы в руках подержу. Ты очень голодна?

– Ужасно, – призналась она простодушно. – Тогда мы проделаем всю процедуру как следует. Тебе от одного слова «завтрак» станет противно.

Когда они шли, ветер дул им в спину и развевал ее волосы веселее, чем знамя; держа его крепко за руку, она спросила:

– А ты меня еще любишь при резком холодном свете венецианского утра? Он ведь правда такой резкий и холодный, да?

– Я люблю тебя, хотя он и резкий и холодный.

– Я любила тебя всю ночь, когда бежала в темноте на лыжах.

– Как это тебе удавалось?

– Лыжня была такая, как всегда, но только кругом темно и снег не светлый, а темный. А идешь на лыжах I обыкновенно: не торопясь, легко.

– И ты бежала на лыжах всю ночь? Сколько же ты прошла?

– Нет, не всю. Потом я крепко спала, а когда проснулась, мне было хорошо. Ты лежал рядом и спал, как ребенок.

– Я не был рядом с тобой, и я не спал.

– Но сейчас ты со мной, – сказала она и прижалась к нему еще крепче.

– И мы почти дошли.

– Да.

– А я тебе уже говорил, что я тебя люблю?

– Говорил, но скажи еще раз.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Говорю тебе это прямо и официально.

– Говори как хочешь, если только это правда.

– Молодец, – сказал он. – Ты добрая, славная и красивая девушка. Повернись-ка на мосту в профиль, и пусть ветер треплет твои волосы.

– Ну, это легко, – сказала девушка. – Вот так? Он посмотрел, увидел ее профиль, утреннюю свежесть кожи, грудь, приподнимающую черный свитер, глаза, прищуренные от ветра, и сказал:

– Да, так.

– Ну и слава богу, – сказала она.

ГЛАВА 25

Gran Maestro посадил их за столик у окна, выходившего на Большой канал. В ресторане, кроме них, никого не было.