За рекой, за речкой

В дороге Эдуард Николаевич вспомнил вдруг о женщине в новой фуфайке и вспотел от догадки — она же просила довезти до райцентра, а Миша ее не взял.

— Да в поликлинику, говорит, — подтвердил Миша.

— Так в автолавке места нет! — возмутился Эдуард Николаевич. — В фургоне — товар, кабина только на двоих.

— Я ж думал, вы возражать будете. Вы строгий такой…

Эдуард Николаевич выругался. Но возвращаться было неловко и отъехали уже порядочно да и Миша стал бы упираться, недаром ведь он все поторапливал при прощании с Михаилом Васильевичем и говорил: «Поехали-поехали. А то солнце дорогу обмылит».

Носилки

Перед сменой у проходчика-тоннельщика бывает минут с десяток эдаких сладко-тревожных. Ты еще жмуришь глаза на солнце и готов мурлыкать, а твой лоб уже чувствует тяжесть каски с лампой над козырьком. До тоннельного дождя (в тоннеле круглый год дождливо) еще сигарета, когда и другая, а на тебе уже шуршит, осыпается песком пересохшая роба. Словом, нечто неопределенное, переходное на душе: ты еще не крот, но глаза уже незрячи.

Под окнами душкомбината на отполированном до черного блеска бревне сидит, млея и собираясь с духом, звено. Все еще там, куда изредка посматривают, — за синим, с колкими краями ельником, в долине, подремывает под знойной тяжестью июльского солнца поселок тоннельного отряда. Говорить ни о чем не хочется — так и не говори, никто за язык не тянет, а соблюдать приличия здесь часто бывает неприлично.

На этот раз никто и не треплется — нет в звене Сани Шевченко, по прозвищу Лобода; он три дня как в больнице с переломами ног. Правда, за Лободу старается Серега, присланный на его место из другого звена. Он сейчас задирает всех по очереди — природа тоже не дала ему знать прелести тихой минуты.

— Витек! На что хариуса ловил? — спрашивает он Забродина.

— На окурок.

— Так ты ж не куришь.

Тут Сереге взять больше нечего. Он с ходовыми холостяцкими шутками пристает к мрачному сегодня Темину.

— Во-во, — притворно обижается Темин и ищет слов, чтобы задеть Серегу. — Ус длинный, а ум короткий.

— Ну и пускай. Дело не в уме, а в счастье. Видал, усы-то какие?! — Серега тычется в нос Темина. — Подкова! На счастье.

— Сколько там, Серега? — спрашивает о времени Забродин. (Забродин в забой часы не носит — отсыревают и можно стряхнуть.)

— Да рано еще, — не взглянув на часы, отвечает Серега.

Но Забродин встал и озабоченно торопит:

— Пойдемте, пойдемте, мужики. Сегодня — оборка. Самосвала четыре накромсать придется.

Темин с похмелья, ему подняться тяжелее всех. Но он звеньевой. Он разыгрывает намерение встать, но вдруг усаживается еще прочнее, чем сидел, потому что Серега вовремя протянул ему пачку сигарет с двумя выщелкнутыми наполовину сигаретами.

— Пошли, мужики, — не унимается некурящий Витя. — Пока по галерее поднимаемся, докурите.

— Тебе, Витя, хоть всемирный потоп — все одно: работа.

Витя молча присел. Но тихая минута не вернулась.

Из-за угла душкомбината с брезентовыми носилками на плече выскочил сменный инженер Эдик.

— Вот! Возьмете в забой, — Эдик сбросил носилки на землю перед звеном.

Все трое оторопели. Темин враз вспомнил, как стаскивали с ног Лободы гранитную глыбу, как укладывали его на носилки и перли, умываясь по́том, потяжелевшее тело из забоя в медпункт. Тогда же Забродин, рассвирепев так, что Темин испугался за него, разнес носилки в клочья.

Эти носилки были новыми, только что из столярки. Подрагивая от удара о землю туго натянутым брезентом, белея не захватанными пока ручками, они лежат сейчас на земле жутким немым вопросом: «Кто следующий, ребята?»

— Ты видал, Витек, нашего сменного? — криво улыбаясь, спрашивает Темин Забродина.

— Нет. Его сегодня уволили по несоответствию…

— Что за шуточки! — возмущается Эдик. — Вот он я — сменный. Вот носилки. Их надо…

— Какие носилки? — перебивает Забродин.

— Хватит тень на плетень наводить. Вот они, новые, легкие, — сменный поднимает носилки за ручки, демонстрируя их легкость.

— А старые?

— Старые сломаны. Какой-то идиот под самосвал бросил.

— Эти — туда же…

— Зачем?

— А нам они зачем?

— На всякий пожарный, — ухмыляясь, отвечает Эдик.

— Пускай на машине отвезут.

— Нету машины. Отнесите, мужики, — уже не приказывает, а просит Эдик.

— Не понесем! — упорно говорит Забродин. — Нашивали…

— Да вы что, ребята! Комиссия сегодня будет… — взмолился сменный.