За Родину

Доверял сапожник Андрюше ремонт старой обуви. Еще давал ему тачать швы на голенищах, строчить задники и редко когда пробивать у новых сапог гвоздями подошвы. Это уже считалось «на разряд выше». Не спешил Шадрина готовить из Андрюши сапожного мастера; мало в этом хозяйчику интереса. Если Андрюша будет самостоятельным сапожником, значит – меньше в деревне почета и заработка Шадрине, тогда может раньше срока Андрюша уйти от него – что за смысл дни и ночи работать на чужих людей?

Андрюша понял хозяйскую уловку и заявил Шадрине:

– Дядя Алексей, ты не хитри, а взялся меня обучать ремеслу, так обучай как следует. Век твоим подмастерьем я быть не хочу. Тачка, строчка и починка мне надоели. Надо попробовать шить новые…

– Шей. Ну, шей новые, испортишь, заставлю отработать за порченный материал, – с угрозой в голосе предложил Шадрина и выбросил Андрюше кожаные выкройки, пахнущие дегтем.

Два дня и два вечера сидел над парой сапог Андрюша и сработал их так, что Шадрина развел руками и разинул рот от изумления.

– Мой бы Колька этак!..

Колька, сгорая от зависти, сначала косо поглядывал на Андрюшку, а потом видит, что парень не заносится, не кичится своим умением, и крепче подружился с Андрюшкой.

Было им тогда обоим всего лишь по тринадцати лет. В будни они работали, воскресные дни гуляли вместе, не ссорились…

В то лето с войны много солдат приезжало на побывку в деревни.

Один из них привез в Куракино со службы интересную книжку.

Однажды, посреди деревни, на бревнах, сидели мужики. Солдат и похвастал им:

– Ох, и пропаганда, братцы мои, в этой книжке! Еще полгода назад за такую книжку меня бы на каторгу!

Неподалеку бегал с ребятишками Андрюша. Шадрина вышел из толпы и позвал его:

– Андрюшка, подь сюда! Ты бойко читаешь. На-ко прочти, что тут солдат привез.

Андрюша развернул книжку и на первом листе прочёл:

– «Сия книжка про Распутина Гришку, про царя Николашку, про жену его Сашку, мать Машку, про княгиню Елизавету и про всю сволочь эту».

– Крепко сказано! – вставил солдат и засмеялся, заражая смехом мужиков, сидевших на бревнах.

– Читай дальше!

Андрюша начал читать и быстро прочел книжку до конца. В ней рассказывалось о похождениях Гришки Распутина при дворе «его величества».

Книжка насмешила куракинских мужиков и навела их на раздумье: как же так? В школе и церкви по старой памяти еще поют «победы благоверному императору Николаю Александровичу», а тут такая тощенькая книжка – весь императорский дом точно оглоблей по шее…

* * *

Приехал в то лето из армии в Куракино Васька Балаганцев; погоны со звездочкой, сапоги широконосые, с рантом и с пряжками модные, офицерские.

Васька бахвалился медалями и крестами, курил длинную трубку, голову задирал высоко.

Соседи про него говорили: «Вон наш офицер – грудь колесом, а глазами ворон считает».

Так говорили, а при встрече вежливо снимали шапки.

Васька проходил мимо, задрав голову, и редко, по выбору, здоровался с теми, с кем он считал незазорным знаться.

Однажды на улице к нему подлетел сапожник Шадрина.

– Васильюшко, ваше благородие, дозволь с твоих сапог фасон снять.

Засмеялся Балаганцев, ногу выставил наперед, руки в бедра и с такой осанкой сквозь зубы процедил:

– Хм, старина, полюбуйся… Отродясь тебе таких сапог не сделать, такого материала тебе за свою жизнь не приходилось портить. И неожиданно спросил старика:

– А ты знаешь, какой у меня чин?

Шадрина разогнулся, попятился. Хоть и сосед Васька, а чорт его знает, что он может выкинуть.

– В чинах я, Васильюшко, не разбираюсь, однако вижу, наряжен с ниточки, на плечах прибасы. Человек, видать, немаленький. Да, знаешь, – теперь свобода…

– Свобода-то свобода, только не дуракам, – ответил нагло офицер и, ничего не сказав больше, пошел своей дорогой.

Шадрина поглядел ему вслед, на его блестящие сапоги, на светлые погоны и определил, «из мужиков, а сволочь».

Вырос Балаганцев в кулацкой семье. Образование получил в городском училище. На службе он умело козырял начальству, четко стучал каблуком о каблук и достукался до фельдфебеля. А как стал фельдфебелем, начал «стучать» по солдатским физиономиям. И тогда за преданность «царю-батюшке» его произвели в прапорщики – доверили целую роту людей. Были у него в роте куракинские ребята Зуев и Вагин. К ним он относился так же и пожалуй, хуже, чем к остальным. Прозвали солдаты Балаганцева «волчьей шкурой».

На войне от опасности Балаганцев отсиживался в блиндаже. Пуль он боялся немецких, а еще более русских: иногда солдаты «ненароком» убивали своих офицеров за зверское обращение с подчиненными.

Люди гибли. Из тыла присылали резервы. Вырастали могильные курганы с деревянными крестами, а Балаганцев нивесть за что украшал грудь крестиками металлическими…

* * *

В один из праздничных дней в середине августа Андрюша играл с ребятами в бабки. Картуз, наполненный бабками, лежал в стороне на лужайке. Бил Андрюша метко и разом сшибал по нескольку пар. Ребята злились и проигрывали. Играть становилось не интересно. Вдруг он услышал шум, крики в той стороне деревни, где обычно собирались куракинские мужики и бабы.