— Это не она, — решительно проговорил он вдруг неожиданно сломавшимся голосом — чужим, грубым, твёрдым. Он будто возмужал за эти несколько дней на добрый десяток лет, потеряв где-то там жизнерадостного мальчишку и оставив лишь серьёзного взрослого мужчину.
Это стало началом их конца.
Любовь превратилась в ненависть, а ненависть — в желание остановить.
Той же ночью он уехал, не оставив ни одной подсказки о том, где его искать. Уехал далеко-далеко, чтобы она не смогла найти его, и уже там начал старательно идти к тому, для чего его готовили с самого детства. Он готовился вступить в ряды Старейшин, хотел стать великим воином.
Так прошёл год, второй, пятый, седьмой. Он не забывал о ней, а она всегда помнила о нём.
Но лишь одна встреча, всего лишь взгляд глаза в глаза, и на бескрайней пустыне Ненависти вдруг проклюнулся росток давно забытого чувства. Любовь, что вспыхнула вновь столь неожиданно и неотвратимо. Любовь, что возродилась лишь в ней…
Он видел это в её зелёных глазах, которые по непонятным причинам продолжал помнить очень отчётливо. Видел, как холодное безразличие в них взрывается и рассыпается тысячей осколков, оставляя после себя что-то ужасно тёплое, светлое, искристое.
Он всё видел.
И ему не было до этого никакого дела.
Совет продолжал подкладывать ему её новые разработки, все преступления, что она совершила, свои опасения на её счёт. И за семь лет они сумели добиться желаемого: Риэн искренне считал ненавистную ведьму большой опасностью.
И он знал, как ему спасти их всех. Он знал, что ему нужно делать.
Так началось большое предательство.
Он сделал вид, что тоже вспомнил все старые чувства, притворился, что вновь полюбил, а Ая была так поглощена и ослеплена им, что даже не заметила подвоха.
Прошёл месяц и она снова сделала это — снова убила, лишь подтвердив худшие опасения Риэна.
— Я люблю тебя, — шептала она, стоя перед ним на коленях, даже не пытаясь стереть дорожки горячих слёз со щёк, — я люблю тебя столь сильно, Риэн, что не могу дышать! Это чувство душит меня, ты душишь меня!
Она не кричала, она лишь хрипло шептала, говоря быстро-быстро, путаясь в словах и мыслях. Ей хотелось сказать многое, но на деле выходил какой-то невнятный бред.
— Я люблю тебя! — Воскликнула она с мольбой.
А Риэн стоял, с высоты своего роста смотрел в её блестящие от слёз глаза и видел лишь пустой, заволоченный чернотой взгляд убитой только что девушки.
— Любишь? — Переспросил он так тихо, что она с трудом расслышала.
Но расслышала, и, невероятным образом приободрившись, подалась ближе, прижалась сильнее и отчаянно закивала:
— Люблю, больше жизни, больше всего на свете!
Это было как раз то, к чему он так долго шёл. Чувство, что заволокло её сознание, отключая все инстинкты и даже голос разума. И признание, что заставило и её саму в это поверить. Причина, по которой теперь она сделает всё, что он захочет.
— Завтра ночью в храме в горах, — бросил он, как кость, а затем легко освободился от её хватки, развернулся и ушёл, оставив сидящую на земле девушку глотать слёзы.
Он не знал, да и плевать ему было на то, слёзы радости или горя это были.
Весь следующий день он готовился, зная, что ему нужно делать. Он собирался убить ту, что не видела в мире ничего иного, кроме него самого. Он даже знал, как именно это сделает — ядом белого зимнецвета. Растения с прекрасными крупными цветками, похожими на пионы, яд которого убивает за считанные мгновения, оставляя после себя безошибочный след — почерневшие глаза.
— Остановись, сын мой, — положив руку на его плечо, проговорил Старейшина Октавиан.
Риэн подумал, что сейчас он будет отговаривать его от преступления. Внутри что-то болезненно кольнуло, что-то такое, что не поддавалось опознанию.
Но Октавиан сказал иное:
— Мы должны сделать это не так.
И он рассказал ему об одном весьма опасном способе открыть портал в другой мир. Сказал, что это будет справедливая плата за всё то, что она совершила. Заверил в необходимости поступить именно так, обезопасив этот мир от любой возможности на возрождение великой безумной ведьмы.
Риэн не мог не согласиться.
Следующей ночью он появился в горном храме.
— Забавно, — улыбнулся криво, видя уже ожидающую его ведьму, — именно здесь я увидел тебя впервые.
Улыбка его, как и воспоминания, была горькой и грустной.
«Надо было послушаться Старейшин ещё тогда, — подумал он неожиданно, — они с самого начала говорили, что она станет нашим проклятьем».
— Я слышала эту историю, — немного нервно рассмеялась она в ответ, продолжая стоять на месте в надежде, что сейчас её Риэн сам подойдёт и обнимет её.
Но он не подошёл. Остановился в нескольких шагах, глядя на неё с мрачной решимостью и, совсем чуть-чуть, грустью.
Он точно знал, что она чувствует это. Чувствует этот… конец. Решительность, мрачность и суровость, сгущающуюся атмосферу, пробуждение чего-то сильного, сильнее её самой.
— Убьёшь? — Спросила негромко, когда молчание между ними переросло в маэ.
— Нет, — Риэн даже головой покачал.