За руку с ветром

Дэн Смерчинский, наряду с этим летчиком, настоящим восхитительным образцом жажды жизни, теперь стал для Маши олицетворением силы духа. С полной уверенностью девушка осознала за какое-то краткое мгновение, что даже если она и будет называть теперь парня Дэном, Смерчем, Лаки Боем или Дэйлом, то для нее он всегда уже будет Денисом. Тем самым взрослым человеком, которого она так долго не понимала. Того, который прятался от всех за рядом ярких масок: идеального парня, отличного друга, прекрасного сына, великолепного спортсмена, сексапильного мальчика, непревзойденной души компании.

У Машки, как и тогда, при прочтении книги Сент-Экзюпери, от печального рассказа Леры по коже побежали мурашки – это отряд головастиков трансформировался в них, показывая своей подопечной ее же собственные чувства. Она обязательно найдет его, и неважно, любит ли он ее или нет, ведь важно не это. Важно, чтобы он был счастлив (или хотя бы не несчастлив!). И тогда, глядя в глаза, она скажет ему все, что накипело на душе. Успокоит его и признается в любви.

* * *

Лера принесла поднос с холодным грейпфрутовым соком и двумя бокалами и молча налила мне. Терпкий ледяной сок успокоил пожар внутри, и какое-то время я попивала его мелкими глотками. Лера молчала – кажется, тоже успокаивалась.

– Бедный Дэн, – сказала, наконец, я, глядя на его звездный потолок, смаргивая непрошеную слезинку. – Как он вообще жил? Лера, как?

– Маша-Маша, не знаю. Я ведь сказала, что стала плохой матерью, – криво улыбнулась женщина, – и не догадывалась, что там у него на душе, только в последнее время стала осознавать, что с нашим мальчиком происходит. Все казалось гладким. Я считала даже – такая глупость! – что наша семья особенная – особенная в своей простоте. Потому что все казалось простым и понятным. Да, в нашей жизни были и трагедии, и неприятности, но я наивно думала, что все позади, мы со всем справились, все беды нас обошли, и теперь все хорошо. Я думала, Дэнси отошел от смерти Инны. Конечно, это его первая любовь, но в таком возрасте первая любовь редко бывает настоящей и отношения через какое-то время заходят в тупик. – Она замолчала, отпила холодный вяжущий сок и продолжила: – Началось это, когда наш Денис учился курсе на втором. Однажды друзья привели его домой совершенно нетрезвого, под руки, – ну, ты знаешь, как это бывает у парней. Отмечали что-то в каком-то клубе, Дэнси что-то сдуру выпил, и понеслось.

Я кивнула – знала, как у парней это бывает. Федьку, едва стоявшего на ногах и что-то бормочущего, несколько раз тоже так притаскивали в подростковом возрасте и во время учебы. Мама жутко ругалась, а папа сначала веселился, особенно когда у старшего братика начиналось похмелье, с садисткой улыбочкой предлагал минералку и рассол, а потом устраивал ему бурю в стакане.

– Ты, наверное, знаешь, что Денису пить противопоказано. Это у них семейное: у него, отца, дяди реакция на алкоголь очень плохая. Низкая толерантность – так, по-моему, это называется? А он зачем-то тогда напился. Саша и еще несколько ребят затащили Дэнси домой посредине ночи. По-моему, – Лера вымученно улыбнулась, – они сами с ним замучались.

Он казался абсолютно трезвым, но нес жуткую ерунду и не желал двигаться. А потом, когда мальчики ушли, посмотрел на меня глазами большого ребенка, сел на пол и начал наизусть зачитывать строки из дневника Наташи. Олег услышал и просто застыл в дверях. И… – Она опять, уже в который раз замолчала, но больше ничего не стала говорить про мужа, хотя я поняла, что не только у Дэна есть свои трагедии, и у Леры есть своя больная тема, больная тайна, связанная с Олегом Данииловичем, но говорить об этом она мне, естественно, не стала. И я ее понимала – это только ее дело.

– Да, читал дневник наизусть. Оказывается, когда был маленьким, стянул его у Олега со стола и прочитал. Я, наверное, дура. Не сразу поняла, что он как по пунктам выполнял и выполняет все слова Наташи. Только со временем догадалась… Я не думаю, что она писала все это всерьез. Маша! – вдруг воскликнула Лера. – Маша! Она была молодая и писала все это от скуки, но это слишком сильно запало Дэнси в голову. Будь неладна эта Эвелина – и пусть земля ей будет пухом. Обвинила ребенка в смерти родной матери! Знаешь, – вдруг пытливо посмотрела Лера на меня. – Денис хоть и не мой родной сын, но если бы передо мной стал выбор: умереть мне или ему, я бы предпочла умереть сама. Только ради того, чтобы мой ребенок жил, понимаешь?

– Да.

Наверное, моя мама сделала бы точно так же. Любая мама сделала точно так же.

– И я уверена, что Наташа думала, как и я. Там, на небесах, – взглянула мимолетом на кусок неба в окне женщина, и в ее глазах тоже появились едва заметные непрошеные слезы, – она ни о чем не жалеет. Ни о чем. Ладно. Пойдем вниз, Маша.

– Пойдем.

– Я тебе еще кое-что покажу.