За руку с ветром

– За городом. Едем к Жемчужному, проехали набережную, – четко отвечал Денис. В элитном охраняемом поселке под названием Жемчужный, расположенном в некотором отдалении от города, находился величественный особняк Даниила Юрьевича. Дэн развернул машину и помчался в сторону Жемчужного, до которого было рукой подать, именно потому, что надеялся на защиту деда, решив, что до города они могут просто не доехать – вооруженные бандиты могут перестать стрелять по колесам и начать палить по людям. И непонятно, как им сможет помочь полиция, если они дозвонятся до нее – для того чтобы выслать машины, им тоже понадобиться время.

Смерч выбрал наиболее безопасный, по его мнению, план.

Даниил Юрьевич потребовал номер, марку и цвет их машины, а также машины преследователей и, велев оставаться на линии, связался с начальником охраны Жемчужного, а также со своей личной охраной, которой из-за недавних событий вокруг него было предостаточно.

Преследователи попытались пойти на таран, но Смерч какими-то неимоверными усилиями вновь оторвался от них, а Челка, вдруг вошедший в адреналиновый кураж, высунул в окно руку и показал бандитам неприличный жест. Впрочем, он тут же боязливо спрятал руку.

– Не зли их! – закричала Таня.

– Не истери, малышка, – стал строить тот из себя крутого парня.

Татьяна очень сильно боялась, так, что ее начало мутить, и единственное, что ее успокаивало, так это то, что ее руку сжимала рука Влада, который старался выглядеть спокойным ради девушки, хотя он мысленно уже почти попрощался с жизнью.

– Все будет хорошо, ребята, – проговорила Чип. – Слышите? Все будет хорошо! Пошли они все! Мы им назло будем жить! И жить счастливо! – Девушка погладила своего Лаки Боя по ноге и даже улыбнулась ему.

– Смерчик, Денис, – сказала она ласково, и никто не знал, как тяжело ей давался такой тон. – Ты справишься, ты нас увезешь. Я в тебя верю. Ты ведь везунчик. Да?

И Дэн отчетливо и ясно вдруг осознал – он должен спасти Машу. Иначе он просто не сможет жить сам.

* * *

Дионисия в полном одиночестве находилась в своих покоях, вернее в своей золотой клетке. Лицо ее было опухшим от слез, глаза покраснели, на щеке был след от удара – ненавистный муж несколько раз ударил ее, а потом вдруг прижал к себе, ласково гладя и шепча на ухо, что она – только его и никто не посмеет разлучить их.

«Ты моя, – говорил он в каком-то исступлении, пытаясь целовать рыдающую от ужаса потери жену. – Ты только моя. Ты будешь делать то, что я тебе говорю. Ты будешь жить так, как я тебе скажу, моя богиня».

– Я буду жить так, как я хочу, – прошептала Дионисия вдруг, вспоминая омерзительные ласки ойкиста. – Или не буду жить.

Филимон ушел, и ей хотелось уйти следом за ним, более того, она уже приняла решение. Жить без него – мука. Знать, что любимый умер из-за нее, – мука двойная. А ведь он был бы жив, не влюбись она в него, не пойди против закона, откажись она от своих чувств. Но нет, тогда она думала, что любовь важнее жизни, а теперь, когда любви нет, и жизни нет. Ее положение, ее семья, ее муж, она сама – все они убийцы Филимона, чистого помыслами молодого мужчины с самыми теплыми губами и ласковыми руками. Для них он всего лишь раб, и его жизнь ничего не стоит, а для нее его жизнь важнее своей. И жить, когда его больше нет, она больше не сможет. Но спасибо человеку по прозвищу Элафеболион из Фанагории, он продал ей путь в царство мертвых. «Принявший уснет, и дыхание его остановится во сне, – говорил он. – Я сам сделал этот порошок. А рецепт узнал в храме Афродиты-Урании».