За Русь святую!

Шальная пуля задела одного из пулеметчиков: тот завалился набок, а из его виска заструилась кровь. Несколько юнкеров обняли мешки с землей, ящики, бочки — они навсегда остались на баррикадах, не испугавшись первого боя…

Солдаты запасных батальонов отделались большей кровью. Решившие, что «детки» разбегутся при одном лишь их виде, они, не таясь, шли вперед. К тому же запасники не верили, что в случае чего их пощадят — и потому наглели еще больше. Кое-кто уже успел доходчиво объяснить, что обещания Кирилла — фальшь и что всех перебьют, как волынцев. Терять запасникам было нечего, так и так — кровь проливать.

Подпоручик, прицелившись, выстрелил три раза подряд по рядам «гвардейцев». Как минимум один человек уж выбыл из вражеского строя.

Запасники залегли, прижались к ограде моста, к тротуарам, те же, кто не успел взойти на мост, отступили назад, огрызаясь выстрелами. А «виккерс-максим» все стрелял и стрелял, поедая с невероятной скоростью патроны, так что скоро расчету придется взяться за револьверы или винтовки погибших юнкеров. Подпоручик решил приберечь «мадсен»: магазинов к нему было всего два. Чуть больше полусотни патронов. Мало. Очень мало…

Беспорядочные выстрелы, в горячке боя никто и не задумывался над слаженностью действий или о порядке. Главное — метко стрелять, а остальное — дело сто первое.

Один из юнкеров, чье плечо задело пулей, перезарядив винтовку дрожавшими пальцами, тихонько затянул песню, подхваченную всем отрядом…

Свистели пули, а над баррикадой стеной, останавливающей время и отгоняющей смерть, вырастала песня. Она рождалась тут же, на поле боя, юнкерская «Марсельеза»…

Вставай-поднимайся, российский народ!
Решительный час твой пробил!
Не дайся в руки проклятых врагов —
Дерись до последней крови!

Несколько запасников отступили назад, подальше от разящих пуль берданок и трехлинеек. Но тут же раздался выкрик «Вперед, братва! Это ж сосунки!» — и все ближе и ближе к баррикадам подступали восставшие.

А в ответ — подхваченная уже всем отрядом песня…

Мы русские, с нами бог!
Мы отстоим родную землю!
Назло революции, красной, чумной,
Одержим святую победу!

Свист, погромче комариного, неприятней — и еще один юнкер обнял баррикаду, не выпуская из рук винтовки. Через мгновение за ним последовали еще двое. Все-таки почти десять выстрелов отсюда — на один выстрел туда. Если не считать «кольта-виккерса», уже проглотившего несколько патронных лент. Пулеметчика убило пулей, когда он полез помогать перезаряжающему: ленту заело… Проклятое старье!..

Мы русские, с нами бог!
Мы не отступим перед немцем!
Последнею кровью за дом родной
Заплатим полной мерой!

Кудрявый юнкер, всегда стеснявшийся петь — думал, что голоса нет — поборол теперь свое стеснение. Он пел во весь голос, и слова шли у него из самого сердца, слова романса, часто повторяемого в казармах кадетского корпуса…

Юнкер Павел Онуфрин вспомнил, что обещал пленившей его сердце девушке вернуться. Рыжие волосы, чуть-чуть вздернутый кверху носик и потрясающе глубокие голубые глаза — образ любимой заполнил мысли.

Павел понимал, что последние минуты его жизни наступают, и хотел насладиться ими, хотел в последний раз, хотя бы так, увидеть любимую, пусть только призрачную… Пусть только в своих мыслях…

Мы русские, с нами бог!
Мы не рабы бунтарской власти!
Прогоним прочь германских слуг
Подальше из нашего края!

Последним, что увидел в этой жизни Онуфрин, был силуэт «заводилы» запасников, которого настигла пуля Павла… А любимая уже раскрывала объятия…

«Виккерс-максим» умолк: последний стрелок уткнулся носом в приклад, поливая кровью мостовую. Подпоручик огляделся вокруг: осталось едва ли двадцать кадетов, способных еще стрелять. Другим уже не держать в руках винтовок и не вдыхать весенний воздух. Трое автоматчиков, один преподаватель из юнкерского училища…

Надо было вытаскивать людей из этого ада, хотя бы юнкеров. Все-таки ради родной страны надо жить, надо победу одержать над германцами, мадьярами и турками, надо будет поднимать страну! А это под силу только молодым, не старикам-тридцатилеткам, поседевшим после Мазурских и Стохода…

— Слушай мою команду! Как только я открою огонь из «мадсена», всем отступать за мост и пробиться к нашим! Солдатам прикрывать отход юнкеров огнем. Исполнять мою команду!

Запасники потихоньку приближались. Правда, их стало намного меньше, чем в первую атаку, некоторые успели под шумок скрыться в переулках, многие — нашли пристанище на том свете. Умирать за Совет им расхотелось.