За секунду до выстрела

— Нет, я ее, когда ухожу из дома, прячу подальше. Но чего я к вам пришла? После той злополучной кражи мне как-то страшно было одной жить, и я пустила к себе квартиранта — молодого одинокого человека. Работает он в автомастерской. Хлопец, на первый взгляд, показался мне неплохим, серьезным, не пил, поздно не гулял. Короче говоря, все у человека было в меру, даже свою автомашину имел. Но около года назад сначала редко, а затем все чаще и чаще стали к нему приходить двое каких-то хлопцев. Они сразу мне не понравились. Всегда навеселе, такие верткие хлопцы; вместо «здравствуйте» — «привет» кричат, наряжаются, как попугаи, — во все яркое, заграничное. Всегда с собой выпивку приносят, матерятся. — Старушка, очевидно, поняла, что Мочалову начинает надоедать ее многословие, и она заторопилась: — Я это рассказываю, чтобы вы меня лучше поняли. А на прошлой неделе эти типы привели к моему квартиранту какого-то мужика. Он намного старше их, страшный такой, заросший, небритый. Олег — так зовут моего квартиранта — зашел в мою комнату и спросил, не буду ли я против того, что у него поживет пару недель его знакомый. Что мне оставалось делать? Решила не противиться, тем более, скажу честно, Олег сказал, что заплатит мне за это. Ну, я и согласилась, а у самой душа не на месте. Как посмотрю на это страшилище, так сразу же в дрожь бросает. А он целыми днями, как назло, дома сидит. И знаете, не зря мое сердце чуяло беду. В прошлое воскресенье к моим квартирантам пришли эти модники и устроили попойку. Только к концу дня угомонились. Ушли эти пижоны, а Олег и его дружок пьяные спать завалились. Один на кровати, второй — этот рыжий — на раскладушке. Начала я потихоньку стол убирать, потому что насвинячили они там, прямо страх. И вижу — пиджак этого рыжего на спинке стула висит. Ей-богу, не знаю, что меня толкнуло, но я решила посмотреть у него в кармане документы. Меня аж пот прошиб от страха и срама. Видимое ли дело, по чужим карманам лазить, а тут еще рыжий в любой момент глаза открыть может — позора не оберешься! Залезла я во внутренний карман и достала какую-то красную книжечку. Развернула ее, и хоть я плохо вижу, а в воскресенье, если помните, пасмурно было, дождь целый день лил, но все-таки прочитала, что это милицейское удостоверение какого-то полковника. Ну, скажите, какой он, этот рыжий, полковник? Положила я это удостоверение обратно в карман, сунула руку в другой, а там, ей-богу, хотите верьте, хотите нет, наган. Я его, правда, не доставала, но ручку круглую и барабан пальцами пощупала. Стало мне страшно, и я решила сказать Олегу, чтобы он вместе со своим дружком убирался из моей квартиры. Но вечером снова пришли эти дружки, и они все четверо сели в автомашину Олега и уехали. И вот уже прошло пять дней, а Олег и его дружки не появляются. Ко мне уже три раза с работы Олега приходили...

Мочалов слушал женщину, а сам боялся пошевелиться. Еще бы! Вполне возможно, что она говорит о человеке, поимка которого стала для Мочалова и Славина целью жизни.

— Вы не запомнили, на какую фамилию было выписано удостоверение?

Старушка отрицательно покачала головой.

— Знаете, когда я проверяла карманы, то вся дрожала. Этими делами никогда раньше не занималась, а тут — страх один. Казалось, если бы он открыл глаза, я, ей-богу, не сходя с места, умерла.

Мочалов, стараясь не пропустить ни одной мелочи, записал ее показания и, прощаясь, сказал:

— Спасибо вам, Станислава Валентиновна. Вы только никому не говорите о нашей беседе.

— Что вы! Я сама хотела вас просить об этом.

— Ну, а если появится ваш квартирант, то вы мне позвоните.

Старушка ушла, а старший лейтенант взволнованно заходил по кабинету: «Неужели это удача?! Неужели мы сможем напасть на след преступника? Что предпринять? Стоп, старший лейтенант! Успокойся!»

Он заставил себя сесть снова за стол и внимательно прочитать объяснение Ермоловой. Читая, он одновременно делал короткие записи. Мочалов находил все новые моменты, которые надо будет уточнить у Ермоловой при следующей встрече. Наконец он понял, что успокоился, и позвонил Славину. Майор был у себя. Он выслушал Мочалова и предложил:

— Ваня, ты побудь у себя, а я схожу к Лисицыну и попрошу разрешить мне вместе с тобой проверить этот сигнал.

Славин направился к дверям, а навстречу ему — Лисицын. Он хмуро предложил:

— Ну, что, работничек, пошли к начальнику управления.

Такое обращение удивило и даже слегка обидело Славина, и он, молча, гадая, что случилось, зашагал рядом с полковником по длинному коридору. Они спустились с четвертого на второй этаж и вошли в кабинет начальника управления. Генерал был в кабинете один, улыбнувшись, он спросил у Славина:

— Как ты считаешь, Владимир Михайлович, отчего Лисицын не в духе? Посмотри, какой сердитый.

Славин пожал плечами, считая неуместным для себя поддерживать шутливый тон генерала. Ведь разговор шел о его непосредственном начальнике, которого Славин глубоко уважал, а его хмурый вид мысленно объяснял какой-нибудь неприятностью. Генерал снова обратился к Славину:

— Так не знаешь, отчего полковник зол?