За семью печатями

Эльжбета задержалась наверху дольше хозяйки. Выслушав сбивчивое сообщение отца о катастрофе, она с беспокойством заметила:

— Если хорошенько присмотреться, пера еще полно. Дайте тряпку, я попытаюсь, сколько смогу, собрать. И в углах вытру.

— Ив пылесос загляни, — попросил Карпинский. — Галстук бы извлечь...

Пани Богуслава взялась за приготовление яичницы, но что-то мешало ей всецело отдаться любимому занятию. Нет, мешал не шурин, хотя увивался вокруг нее, ну да это приятно. Мешало сознание того, что она в собственном доме как-то не владеет ситуацией. Вроде бы другие, посторонние люди навязывают ей свои порядки. Очень неприятное ощущение. Непривычное. Слишком много их там, наверху, этих посторонних. Ну и что люк, ну и что, если работают, да, работали, она сама видела результаты, а теперь слышит, как долбят. Скажем, если мужики и долбят, чем там занимается Эльжбета? Пусть даже не копается в ее вещах, пусть даже просто разглядывает что-нибудь, все равно она, Богуся, не любит этого. И дети куда-то подевались, а могли бы присмотреть.

Оставив шурина с его комплиментами в кухне, хозяйка опять вышла в прихожую, поднялась на несколько ступенек по лестнице и окликнула Эльжбету:

— Не знаешь, Эльжуня, куда подевались дети? Вечно как сквозь землю провалятся, когда нужны. Поищи их.

Выполняя поручение, девушка отыскала пропажу и согласовала с детьми, в какой форме они доложат матери о том, как провели день. Заодно договорилась о действиях на завтра, точнее — каким образом передаст им завтра незаметно от строгой матери очередную порцию лакомств, чем окончательно покорила детские сердца. Хотя, если говорить об Агате, в ее сердечке осталось достаточно места для подозрительности и недоверия.

Вот с какими осложнениями прошел очередной визит к пани Богуславе. И неизвестно, кто больше наработался — мужчины или Эльжбета, ведь ей еще пришлось потратить множество сил и прибегнуть к множеству ухищрений, чтобы, уходя, извлечь из дома Хлюпихи Клепу, как тот ни упирался...

* * *

Поздним вечером Эльжбета докладывала Кристине:

— Яичница, скажу я тебе, была потрясающая! Как эта баба готовит такое — ума не приложу. Вроде бы составные части все известные: яйца, шкварки и немного сыра. И все смешано с кубиками гренок. Хрустящими!

— Без колбасы? — не поверила Кристина.

— Без! Говорю тебе — вроде ничего особенного не положила, а за уши не оттянешь. Но такая язва, предложила перекусить лишь после того, как с люком было покончено.

— А они и в самом деле его привели в порядок?

— Представь себе, да. У Тадика золотые руки, отец, по правде говоря, мало чем помог. Кристина проявила недовольство.

— Тогда я не понимаю, какой смысл в их работе! Раз люк закончен — не будет повода пошарить наверху. Ведь когда начнут на первом этаже, как подняться незаметно?

— На втором тоже было нелегко. Пришлось мне привести деток, и Стась с наших работяг глаз не спускал. А возможность и в самом деле они упустили. Все из-за отца. Если бы не вляпался в пух и перо, глядишь, и нашли бы портфель. Правда, по словам отца, одна дверь оказалась запертой. Об этом пусть отец сам тебе расскажет, мне так и не удалось переговорить с ним с глазу на глаз, все время кто-то мешал. Но зато я подготовила почву для наших дальнейших действий.

— А именно?

— Для твоего завтрашнего выступления. Если не ошибаюсь, мегеру заинтересовали твои попытки приготовить нечто, напоминающее ее начинку, а кроме того, надо ей завтра привезти побольше пива. Сама намекнула. А насчет свинства, которое ты ей представишь, чем оно хуже — тем будет лучше.

— Свинство у меня уже готово, — похвасталась Кристина. — Пригоревшая каша на прогорклом масле, к этому удалось найти сгнившую луковицу, ну и получилось достаточно отвратительно, хоть и не чрезмерно, иначе догадается. Где Хенрик, сколько можно развлекать этого подонка? Пойди смени отца на посту.

— Ну уж нет! — воспротивилась девушка. — Мне тоже хочется послушать, говорю же — так всего, и не знаю. Пусть в подробностях расскажет, в спокойной обстановке.

— Как бы тогда это организовать? Клепа наш в эйфории, сна ни в одном глазу. Упоить его, что ли?

Клепа и в самом деле находился от счастья на седьмом небе, видя, что предмет его воздыханий с каждым днем становится все благосклоннее. От возбуждения жулик не мог заснуть и принялся учить Карпинского играть в шахматы. Карпинский когда-то был неплохим шахматистом, и учение шло как по маслу. Оба были в прекрасном настроении. Карпинский с каждым днем все сильнее привязывался к шурину и очень огорчался, когда жена или дочь пытались остудить его чувства, в красках расписывая пагубную страсть Клепы. Жене и дочери Хенрик верил беспрекословно, потому и скорбел, однако помнил, что многое приходится хранить в тайне от родственника. В этом отношении шахматы были абсолютно безопасным занятием и в то же время чрезвычайно приятным.

Но вскоре возбуждение спало и шурином овладела привычная сонливость. Наконец-то Карпинские остались одни.