За семью печатями

И тут пройдя лабиринт, хоровод распался на отдельные части, и каждая группа двинулась по кругу в свою сторону. Всё это закружилось, как живой механизм. И в центр круга стали втекать отдельные части хоровода. А небесная космическая музыка всё набирала и набирала силу. Я снова слышал звуки гуслей, рожков, свирелей, переливы сразу нескольких гудков и цимбалов. И вот хоровод принял очертания пылающего солнца. Каждый его слой вращался в свою сторону, и при этом каждая танцующая девушка кружилась самостоятельно, причём асинхронно двум рядом танцующим.

– Что-то невероятное! – вырвалось у меня.

– Это всего лишь образная, выраженная в танце структура энергоинформационного поля творца, – спокойно сказал помор.

От его слов меня бросило в дрожь.

– Ничего себе! Выходит, вы помните даже такие тонкости строения структуры предматериального мира?

– Как видишь, помним, и ничего в этом нет удивительного. Ты видишь, какая красота!

– Не то слово!

– Теперь понимаешь устройство физического вакуума! И тебе теперь ясно, что он имеет сложнейшее строение. Сейчас мы все наблюдали его структуру. Причём она, как ты видел, родилась из строения мыслеформы через сурад.

– И в неё сейчас уйдёт. Не успел старейшина сказать свои слова, как хоровод девушек снова стал превращаться в цепочку, которая медленно двинулась по лабиринту.

– Так ведь это не хоровод…

– А наглядный урок физики высоких мерностей или гиперпространства, – перебил меня Добран Глебыч. – И музыка, и его структура – это наше наследие. Когда-то, тысячи лет назад, там, на священной Ориане, его точно так же танцевали. Мы своих девочек учим этому танцу с детства, ещё в семьях. Часть такого представления ты наблюдал в первый день своего приезда в бане.

Между тем хоровод, пройдя лабиринт, медленно проходил свой последний круг. Только тут я смог увидеть дочерей Добрана Глебыча и его жену Ярославу.

– Но Даши в хороводе нет, – посмотрел я на помора.

– Она сидит среди зрителей, рано ей ещё. Тут ведь годы надо потратить, чтобы так танцевать. Вот они вместе с Валей любуются, – показал головой он куда-то в сторону.

И я увидел сидящих во всём праздничном Дашеньку и Валентину, у обеих на лицах было неописуемое волнение. Когда музыка стихла, и танцовщицы в голубых, расшитых золотом сарафанах снова уселись на свои места, опять появился тот парень, который недавно изображение белого война. На этот раз на нём уже не было доспехов. Герой-победитель был одет, как и все, по-праздничному: в жёлтую, красиво вышитую рубаху и в тёмно-синие шаровары и, что меня удивило, в жёлтые сапоги. Он поднял торжественно руку, и когда всё вокруг стихло, объявил:

– Дар света белого, солнца красного – Хорса зимнего!

И тут открылась боковая дверь и четверо нарядно одетых парней на своеобразных носилках внесли в зал ярко раскрашенную гигантскую братину. Она напоминала чем-то бочку, но была украшена пышным жёлтым хвостом и позолоченной птичьей головой.

– Видишь, сколько нам надо выпить, – толкнул меня в бок Добран Глебыч.

– А почему у него сапоги жёлтые? – задал я возникший у меня вопрос.

– А ты что, не понял? Так ведь это же сам Коляда! Раз его праздник, он им и управляет.

– Что-то вроде конферансье?

– Что-то вроде, – недовольно пробурчал старейшина. – Ты без заморских словечек никак не можешь? Всё ищешь аналоги. Но их нет. Зря стараешься.

И тут снова раздалась музыка, и весь зал в один голос запел гимн Коляде:

– Коляда, Коляда, Коляда!

Пусть летят, пролетают года,

Каждый год ты приходишь опять,

Для тебя будем петь, танцевать!

Гимн был весёлый, радостный. Он захватывал своим необыкновенным ритмом. И я запел его вместе со всеми. Когда гимн закончился, парень, который олицетворял на празднике Коляду, позвал всех присутствующих в зале к праздничному столу. Услышав его обращение, люди стали подходить к братине и черпать из неё своими маленькому ковшиками наполняющую её сурицу. Через несколько минут мы с Добраном Глебычем наполнили ею и свои ковшики. На вкус это был самый настоящий квас, только чувствовался ещё и настой на различных травах. Я сказал старейшине своё мнение. Он кивнул и добавил, что варится сура только из зерна ржи и потом настаивается на солнечном свете, отсюда и такое название. А специальные травы добавляются за две недели перед употреблением. Сказать, что сурица являлась безалкогольным напитком, было нельзя. В ней явно присутствовал алкоголь. Потому что после ковша этого напитка я почувствовал лёгкое головокружение.

– Скоро пройдёт, – посмотрел на меня Добран Глебыч. – Ты просто давно не ел. Пойдём к столу.

Вскоре мы вместе со всеми нашими оказались в соседней комнате, уселись за праздничный стол и с удовольствием отдали должное тому, что было поставлено перед нами на белоснежной скатерти. Надо сказать, что блюда виднелись разные. Но из мясного на столе я увидел только наши сибирские пельмени. Все остальные яства были в основном рыбными и, если можно так сказать, почти вегетарианскими.

– Откуда у вас пельмени? – поинтересовался я у сидящей со мною рядом Светлады. – Это ведь чисто сибирское блюдо.