За семью печатями

«Поклон от Смешка Фомы к Есифу. Что позвал тебя Сава, зде суду несть». Это деловая записка: Сава подал на Есифа в суд, а Есифов друг Фома, наведя справки, с радостью сообщает, что этот суд не состоится. А вот приказчик крупного землевладельца робко испрашивает у него хозяйских распоряжений: «Поклон от Михайлы к осподину своему Тимофию. Земля готова, надобе семена. Пришли, осподине, цоловек сполста, а мы не смеем имать ржи без твоего слова».

Человек судится с «немцем» из-за коня и вызывает по делу свидетеля. «Яков да Иван» решают между собою вопрос о серебре, которое один из них должен другому. Новгородец со странным прозвищем Божба Михаль «во имя отца и сына» завещает кому-то два рубля денег. Горожанин именем Петр в волнении сообщает Марье — видимо, жене, — что он скосил траву на пожне, но «озеричи» (очевидно, жители деревни Озерки) у него «то сено отъяли». Петр просит, чтобы жена «списала список» с купчей грамоты и прислала ему эту копию «разумно». А рядом мы видим перечень ловчих птиц, составленных сокольничим какого-то боярина. А вот некто Терентий, воин новгородской рати, сидя «добр здоров на Ярославли», извещает некоего Михаля, что угличские ладьи у Ярославля вмерзли в лед. А безыменный заимодавец доверяет другому лицу получить с Тимоши большую по тем временам сумму — одиннадцать гривен — и попутно забрать «у Воицина шурина» конскую сбрую — расписной хомут, и вожжи, и оголовье (узду), и попону. Жизнь во всей ее пестроте, с безыскусственной речью, изобилующей чисто новгородскими неправильностями, с обыденной терминологией ремесленников и крестьян, с названиями ходовых мер, весов, инструментов, утвари, степеней родства, с формулами вежливых и подобострастных обращений является нам в своем обычном течении. До нас долетают звуки имен, которых мы никогда не слыхали. Нам становятся понятны обычаи, доныне неизвестные. Старые сведения, взятые из летописей, или подтверждаются, или пополняются свидетельством очевидцев. И, наконец, проясняется многое в наших широких, общих представлениях о великой Новгородской республике. Еще недавно историки изображали Новгород республикой купцов, административным и торговым центром, который ничего не производил сам и которым управляли богатейшие «торговые гости». Выходило, будто среди других городов средневековья, объединявших прежде всего людей ремесла, мастеров-производителей, он был единственным исключением, «уродом в семье».

Теперь доказано, что это досужие выдумки. Правили Новгородом не «богатые гости», а земельные собственники — феодалы. Основную часть его населения составляли не торговцы, а, как и повсюду, кустари-ремесленники. Новгород не исключение: он еще одно подтверждение великих законов развития общества.

Вывод этот основан на тысячах и десятках тысяч замечательных находок, на множестве следов разнообразных мастерских, найденных под землей. Тут открыты и сапожные, и кожевенные с бесчисленными обрезками кожи всех сортов, и портняжные, и ювелирные, и всякие другие мастерские. Найдено оборудование многих производств — от кузнечных клещей и зубил до частей разнообразных станков и несложных механизмов. Берестяные грамоты, разумеется, только еще раз подтверждают вывод археологов. Спорам положен конец.

Можно сказать поэтому: три основных открытия получены от больших советских раскопок в Новгороде. Открыты древние мостовые (а рядом с ними — сложная система очень совершенной городской канализации из деревянных труб). Благодаря этому удалось добиться небывалой, до четверти века, точности в хронологических расчетах. Найдены берестяные грамоты, и это открыло нам целый мир древней жизни. Наново перестроены представления о самом Новгороде, о его государственном устройстве, его хозяйстве, его значении и роли в истории.

Разумеется, решить этот вопрос позволили не только плахи деревянных уличных настилов, не одни лишь разобранные письмена «берест». Посчастливилось добыть из-под земли богатейший музей древностей, составить неслыханную обильную коллекцию вещей, которых до этого не видел никто. Обо всем не расскажешь в коротком очерке, но кое-что любопытное показать хочется.

ГОВОРЯТ ВЕЩИ...

Среди других, порою очень ценных вещей, наряду с тяжелыми золотыми печатями, рядом с серебряными монетами Востока и Запада в коллекциях новгородской экспедиции вы можете наткнуться на странную драгоценность: почерневшие целые или ломаные скорлупки обыкновенных грецких орехов. Иногда встречается и шелуха миндальных зерен. Чего ради хранят этот мусор?

А вот подите же: археологи сумели заставить говорить и орехи.

Вот табличка:

Что это значит? Почему число орехов сначала растет, потом падает?

Грецкие орехи и миндаль на берегах Ильмень-озера не родятся; в Новгород их привозили всегда с далекого юга по волжскому или днепровскому водным путям, а то караванными дорогами через степи. В XI столетии степь «контролировали» русичи: даже на Керченском проливе сидел тьмутараканский князь Олег. Караваны шли свободно: вкусными орехами лакомились и на Неревском конце.