За семью замками. Снаружи (СИ)

— Я про телефон… — Пояснил, Гаврила снова хмыкнул.

— Гуглит тебя и Полину. Никому не звонит. Не пишет. Образцовое поведение…

Костя кивнул, задумался на пару секунд, вздохнул, снова от стола оттолкнулся, выпрямился, сложил руки на груди.

— Полина как? — спросил, замечая, что тут кривится уже Гаврила. Сначала смотрит перед собой — стеклянно, жестко, потом уже на Костю — будто с ухмылкой, но Костя прекрасно знает, что это не игривость…

— У нее тоже медовый, блять, месяц… Радостная, что пиздец.

Костин взгляд опустился первым. Он кивнул.

Не жалел. Правда не жалел ни о случившемся, ни Полину. Но знал, что Гаврила не так…

— Предложения по кондитерским в силе.

Костя произнес негромко, Гаврила только плечами пожал.

— Думаю, ей сейчас не до кондитерских. Потом как-то. Привыкнет, с мужем договорится. Обсудим. Если захочет, конечно…

— Если захочет…

В диалоге наступила пауза. Каждый немного думал о своем… Нарушил тишину снова Гаврила.

— Я говорил с твоей Агатой. Она не хочет заниматься шрамом. Только нахер не послала, но понять дала однозначно…

Костя усмехнулся… Вежливая. Его слала. И не раз. Но он какой-то бракованный. Ни нахер не идет. Ни в жопу. Ни в канаву сдыхать. Держится, сука. За жизнь и за неё.

— Пусть думает. Это не горит.

Получив ответ, Гаврила на несколько секунд задумался будто, потом кивнул… Посмотрел на Костю осторожно, заговорил так же…

— Ты знаешь, что случилось-то? Она рассказала?

Спросил, готовился к привычной Костиной острой реакции, получил же только перевод головы из стороны в сторону.

— Толком не объяснила. Мать убили. Её порезали. Подробностей не знаю.

— Ей бы психолога может… Она в стрессе. Это видно.

Гаврила продолжил аккуратно, Костя снова перевел голову.

— Даже говорить не станет. Презирает их. В детстве херню ей втирали. Она считает, что говно это всё. И я с ней согласен.

Гаврила усмехнулся, придерживая рвущееся: «ну вам положено… Муж и жена — одна сатана ведь…».

— Понял тебя. Тогда, если не против, я поезжу к тебе. Разговорю ее немного. Жалко мне девку твою… Видно, что ей плохо…

Костя долго смотрел на подчиненного, потом же выдохнул, кивнув. Он и сам видел, что плохо. Просто абсолютно не понимал, что с этим делать. Отпускать — не может. Секс не помогает. На разговоры она не идет. А Гаврила… Более человечный что ли. Вдруг…

— Только так, чтобы у меня вопросов не возникло, понял?

Получив от Кости угрожающий взгляд и вопрос с наездом, Гаврила не сдержался — откровенно улыбнулся.

— Отелло, блять. Успокойся. Я со своей историей не разберусь никак. Нахер мне в твою лезть-то? Просто правда жалко. Она мне сестру напомнила… Малую мою. Такая же. С иголками. Но хорошая была. Жалко мне таких… С мудаками свяжутся, а потом…

— Не сравнивай. А общаться хочешь — общайся. Только не наседай. Может правда поможешь. Потому что у меня пока… Туго…

Костя признался, Гаврила вздохнул сначала, потом головой покачал, вытягивая ноги, устремляя взгляд в потолок.

В кабинете снова стало тихо. Каждый снова думал о своем, но немного об одном и том же. Что их с детства никто по-человечески не научил. И теперь почему-то всё как-то… Туго…

— Распетляемся…

Гаврила пообещал, Костя кивнул.

— Надеюсь.

Глава 5

Случившееся ночью выбило у Агаты землю из-под ног. В очередной чертов раз, но так сильно и так обидно, что словами не передать.

Она ведь не лукавила, говоря раз за разом, что Костя ей противен. Так и стало. Потому что она — не животное, которое тянет просто потому, что тянет и сил нет сопротивляться. Она — чуть более сложное существо.

Наверное, зря. Наверное, нет смысла надеяться, что к тебе будут относиться вот так — как к более сложному — если изначально ищешь себе просто чувака на потрахаться.

Кто виноват, если влюбляешься в него? Кто виноват, если от него залетаешь? Кто виноват, если он ожидаемо оказывается мудаком-изменщиком? Кто виноват, что это делает тебе невыносимо больно, а он не смиряется?

Во многом одна только ты… И это забивает новые гвозди в и без того накрывшую тебя крышку.

Но раньше у нее хотя бы удавалось вести себя так, как чувствует, а ночью… Она же сама себя подставила. Никто её не насиловал. Утром она всё прекрасно вспомнила. Думала, что спит и ей во сне так хорошо, а оказалось…

Что сначала было очень хорошо не во сне, а потом гадко-гадко-гадко тоже в реальности.

Потому что она искренне не хотела этого умом. Это всё гормоны. Это всё не угасшие чувства. Это всё победа эмоций над разумом. И теперь её такое уверенное сопротивление выглядеть будет… Жалко.

Плача в ванной, Агата чувствовала, как душа выворачивается. Потому что только абсолютный лох после такого не зайдет к ней следующей ночью с ироничным: «не ломайся, детка, сама же набросилась, чё уже выпендриваться?»…

И Костя — не исключение. А у нее сил просто нет…

Она не знала, спит ли он сейчас с кем-то ещё. Как бы ни уговаривала себя, что люто ненавидит, эти размышления вызывали страх и отчаянье… Потому что до сих пор важно, хотя должно быть всё равно.

Но в том, что захочет продолжения банкета с ней — не сомневалась.