За семью замками. Снаружи (СИ)

Завидев ее — снова обнимающую себя за плечи, бледную, худую, серую, Гаврила не подал виду, что зрелище это — плачевное.

Делал шаг за шагом, улыбаясь, пробегаясь взглядом по «хозяйке».

— Ты как, сестренка? — а когда Агата оказалась совсем близко, зачем-то потянулся к ее щеке, по шраму провел… Ласково так, будто погладил, и сказал так же…

Даже больно стало. Немножечко. Потому что это действительно очень походило на заботу. Будто ему не всё равно. Будто хоть кому-то в этом мире до нее есть дело. До ее боли. До ее страха. До ее чувств.

Не Косте, который что-то там плетет о любви. Не Сене, который давным-давно мог на уши весь мир поставить, чтобы ее найти. Не миллиону и миллиону людей, на чьих глазах творится такое безобразие. А одному конкретному Гавриле.

Правда и это — обманчивое впечатление. Потому что Гаврила — один из миллионов. Только еще хуже. Он все понимает. Он все знает. Он ничего не сделает, чтобы ей помочь. Разве что она сможет его убедить…

— Давай пройдемся? — игнорирую нежность и вопрос, Агата отклонилась, кивая в сторону полюбившейся качели. Услышала, что по дорожке к ним несется Бой, вместе с Гаврилой следила, как лошадка приближается…

Перед псом Агате было стыдно. Она совсем его забросила. Не пускала больше в спальню. Реагировала отказами, когда он тыкался носом, приносил игрушки и просил уделить ему внимание.

Она совершенно утратила вкус к жизни. Она не видела смысла. У нее не было сил.

И сейчас он тоже первым делом потянулся к ней, но увидев, что отступает, посмотрел грустно, попытал счастье с Гаврилой.

Тот оказался не таким скупым. Почесал за ухом, поднял с земли мяч, метнул…

— Давай пройдемся…

И пока дог был занят — несся за снарядом, Гаврила кивнул, следя за тем, как Агата разворачивается, делает первый шаг, попытался подстроиться…

Не торопил ее с началом разговора. И сам тоже не торопился. Мудрый все же.

Мудрый и сознательно беспринципный. Страшный человек.

Опасней Кости, наверное. Хотя… У этого есть тормоза. У того — не встроено.

Прежде, чем заговорить, Агата долго вела Гаврилу подальше от человеческих ушей. Озиралась, проверяла, прокручивала в голове. В итоге вздохнула, опустилась на качели…

— Сядь, пожалуйста. Мне так… Легче, наверное.

Посмотрела на мужчину снизу-вверх, даже не пытаясь скрыть, сколько во взгляде слабости. И сколько просьбы.

Прекрасно понимала, что её сейчас сломать — просто дунуть. И что готовится вверить свои самые большие страхи человеку, который откажет скорее всего, тоже понимала. Но выхода не было.

Да и первую просьбу Гаврила исполнил.

Несколько секунд смотрел на нее задумчиво, потом опустился рядом.

Устроил локоть на колене, чуть повернулся, чтобы ему удобней было смотреть в лицо, а Агате было все равно. Она смотреть не собиралась.

Начала говорить, глядя на раскрытые ладони…

— Я Косте не сказала… И я ему не скажу. Я не буду рожать, Гаврила. Не могу.

Знала, что из нее льются слишком тихие слова. Вероятно, находись Гаврила дальше — мог бы не расслышать. Но потому и попросила сесть. Осознавала, что выталкивать из себя будет сложно…

К ним подбежал Бой, опустил у ног Гаврилы мяч, радостно понесся, когда мужчина повторил фокус…

И только после этого Агата продолжила. Глядя уже в сторону.

— У меня живот тянет… Я думаю… Ну я думаю, что… Это не нормально. Наверное, какие-то проблемы…

— Тебе к врачу надо, сестренка. Ты много нервничаешь. Ты себя загоняешь. И Костя тоже, не смотри на меня так…

«Так» Агата смотреть перестала. Снова опустила взгляд на руки.

— Мне надо к врачу. — Кивнула, закрывая на миг глаза, сжимая кулаки, чтобы сил себе придать, а потом посмотрела на Гаврилу. С мольбой… — Пожалуйста, помоги мне сделать аборт, чтобы Костя не узнал. Я умоляю тебя. Я на колени встану, если хочешь… — плакать не хотела, манипулировать тоже, но слезы как-то сами… И только остается, что потянуться пальцами, сгоняя с щек… — Я все сделаю. Что скажешь. Все деньги отдам. У меня есть квартира. У меня есть часть еще одной… Я их перепишу на тебя. Но пожалуйста… Я не могу просто… Я просто не могу… Я смотрела, как самой… Ну можно ли самой… Но у меня смелости не хватит. Я боюсь боли. И умереть я тоже боюсь. Но я не могу так, пожалуйста… Помоги мне, Гаврила. Вытащи меня отсюда. Я не могу так… Просто не могу… Я не могу с ним. Он меня уничтожит. Он наиграется и выбросит. И если я рожу — вместе с ребенком. А мне что с ним делать? Я же инвалид практически… Недочеловек… Я же не смогу просто… Я сделала большую глупость. Я сама допустила, что так получилось… В этом моя огромная вина, я очень жалею… Но если ты мне не поможешь… Я таблеток наглотаюсь. Добуду как-то и…

— Ты что такое мелешь, сестренка? Ты что несешь? — даже через пелену слез, которые мешали видеть толком, Агата замечала, как с каждым ее словом лицо Гаврилы сначала становится все более суровым, а потом брови начинают взлетать.

В итоге он не выдержал. Перебил. За запястья схватил, заставил повернуться к нему, взгляд поймал…