Ныряет в нее двумя пальцами, ловит новый стон, отрывается от губ, смотрит в лицо, чуть выходит и обратно. Под бельем не очень удобно, но ей явно многого и не надо. Выглядит так, будто кончит слишком быстро. И хочет этого с одной стороны, а с другой — нет.
Не так себе всё представляла, вероятно. Хотела бы забег на пару часов. После такого перерывала. И чтобы без экспериментов, как заповедала Стерва Пална, но в то же время чтобы долго и разнообразно. Зная Агату — сто пудов так. А тут… Просто от пальцев…
Которые отрываются, стягивают белье вниз, снова возвращаются к лобку, гладят, обводят, дразнят…
— Кость, пожалуйста…
Агата быстро не выдерживает. Распахивает глаза, смотрит на Костю, не стесняясь того, что он в этот момент ласкает снизу, с любопытством и усмешкой глядя на нее.
Тянется к его губам, разворачивается, распускает полотенце, тут же с силой сжимая ствол у основания, и ведет вверх…
Забрасывает ногу на его бедро, сама двигается ближе, задирая шелковую ночнушку до груди…
Позволяет ему оторваться только чтобы окончательно её снять, а потом послушно откидывается на спину, ногами обнимает мужской торс, прогибается в спине, подставляя губам грудь. По-особенному чувствительную, это он тоже уже понял.
Настолько, что он просто языком ведет, а Агата стонет и жмурится, елозя под ним…
Он же отрывается от одной вершины, прижимается губами к другой, обхватывает сосок, тянет… Видит, что Агата распахивает глаза, с её губ срывается длинное «ооо»… Ей хорошо… И Косте почему-то снова хочется улыбаться. Но вместо этого он продолжает ласкать грудь языком, а рукой снова скользит вниз, чтобы удвоить её удовольствие, но Агата тормозит, мотает головой, чуть ниже опускается, ловит взгляд…
— Я с тобой внутри хочу. Пожалуйста. Я сейчас долго не смогу. Так хочу тебя, что даже снится постоянно, Кость. Я очень хочу…
И пусть это абсолютно совпадает с его желаниями, пусть в их условиях и смешного-то тут ничего нет, но Костя все же улыбается…
Тянется к губам, целует, чувствуя, что Агата не теряет времени зря — проходится по длине члена, обводит по кругу у основания головки, вниз скользит ладонью, сжимает мошонку…
Пиздец как хочет того же… Просто пиздец…
Но сначала Костя шепчет:
— Наставления Стервы Палны помнишь?
— Помню…
Убеждается, что вроде как оговорили, накрывает её губы, забрасывает одно девичье бедро на бок повыше, вторым Агата снова обвивает его сама, снимает руку с члена, ведет по твердому мужскому животу, груди, царапая, цепляется в плечи…
— Мне кажется, я сейчас от одной мысли кончу…
Девушка произносит тихо, сразу же испуская стон и прикрывая глаза, когда чувствует просто давление головки на вход, а еще, что Костя скользит вверх-вниз, дразня будто…
Агата впивается ногтями в плечи, сжимает его бока бедрами, смотрит в глаза так, что понятно — он либо входит, либо умирает…
И наконец-то…
Первое движение Кости было очень долгим, тягучим будто. Медленно. Глубоко. На всю длину. До упора. Под звуки протяжного сладкого стона.
— Божечки…
Будь у Гордеева проблемы с оценкой мужской неподражаемости — вот сейчас Агата победила бы их любой из своих реакций. Но с Костей они работали не так. Не тешили, а заводили.
Он сделал такое же неспешное движение назад, а потом чуть быстрее в Агату, снова глядя в лицо. Расслабленное. С закрытыми глазами. Она по-эгоистичному хочет наслаждаться процессом максимально.
Костя целует в губы, Агата скользит по его бокам вниз ладонями, а потом впивается до боли в кожу на спине, чувствуя, что он начинает двигаться.
Не резко и не агрессивно.
Каждый раз глубоко, уверенно, в одном темпе. Так, что она будто идет по канату. Зачем-то идет, когда упади с него — быстрее захлебнулась бы в удовольствии. Но падать сразу действительно не хочется. На канате тоже хорошо.
Там ещё чувствуются его губа — чаще всего на её губах, но иногда сьезжающие на щеку, кусающие скулу (если она непроизвольно поворачивает голову) или подбородок — когда пытается запрокинуть.
Там ещё слышны её тихие стоны и его тяжелое дыхание, а ещё пусть редкие, но такие сладкие слова…
— Хорошо тебе?
Там он задает вопросы, а Агата только и может, что кивать, не желая пропустить ни секунду, ни намек на ощущение, когда он понемногу начинает ускорять движения и меняет угол проникновений. Совсем чуть-чуть, но для неё как-то по-особенному ощутимо…
На канате удерживаться становится сложнее. Да и желание делать это — всё меньше.
Хочется только то ли раскрыться сильнее, то ли наизнанку вывернуться. Хочется, чтобы он одновременно продолжал двигаться, целовать и тереться своей грудью о ее чувствительную до боли, втягивать его язык, смешивать слюну и дыхание, переходить от стонов к хныкам, терять терпение, шептать:
— Ещё… Пожалуйста… Очень хочу тебя…
Так, будто он не в ней.
Будто они сейчас не ближе некуда.