За семью замками. Внутри

Вроде как вопрос обращен к ней, но из Агаты сейчас не может вылететь ни единый звук. Она поражена. Абсолютно. Она ничего не понимает. Она в шоке…

— Дама не против.

За неё отвечает Костя. Хлопает себя по бедрам, встает, открывает один из верхних ящиков стола.

Бесцеремонно достает папку со всеми её документами, вываливает, берет в руки айди-карту, крутит…

— Извини, что трубку не взял. Подумал, лучше лично поздороваемся. — Говорит будто бы Агате, но разглядывая пластик.

Потом снова переводит глаза на неё, тянется за ножницами, подносит к документу, начинает перерезать…

— Ты правда больной…

Улыбается, будто она сейчас признала его гением, продолжает, пока её документ не уничтожен. Отбрасывает образовавшиеся бессмысленные куски, достает из кармана очень похожий. Или такой же.

Подходит, протягивает…

— Изучи. Полезно.

И пусть Агата не хочет брать ничего из его рук, но у неё не особо-то с выбором. В её доме два беспредельщика. А она с детства знает: мордой в пол — значит мордой в пол. И только так ты можешь выжить.

Когда её — холодные — пальцы встретились с Костиными — горячими, Агата вздрогнула. Вскинула взгляд, поймала его ответный.

Всё такой же. Темный. Жадный. Опасный. Без берегов. Без тормозов.

Взяла в руки, посмотрела, зажмурилась сначала, потом ещё раз…

— Это что? — спросила не потому, что надеялась получить вразумительный ответ, а просто… Это напоминало какой-то глючный сон.

— Это твой документ, Замочек. Поздравляю, что ли…

У неё в руках айди-карта. С тем фото, которое она делала для Кости на права. С её именем, датой рождения, отчеством, только фамилия…

— Это не смешно, Костя. — Агата сказала тише, Костя улыбнулся шире. Ему, судя по всему, хоть немного, но смешно.

Во всяком случае, достаточно, чтобы бросить сначала Гавриле:

— Ты там вытащи, что может понадобиться на первое время. Потом докупим всё. На твоё усмотрение. Агата выберет. — Кивая на её шкаф. Следить, как Гаврила открывает, начинает снимать рандомные шмотки, бросает на кровать…

Потом снова перевести взгляд на неё.

— А кто шутит, Агата? — спросить уже серьезно, наклониться. Смотреть в глаза. Не давая отвести ответный взгляд.

И в Костином читается слишком много, чтобы Агате не стало совсем страшно. Там плещется бескомпромиссное безумие.

— Поздравляю, родная! Ты теперь Гордеева. Моя жена. Соберешься сама или тоже нужна помощь?

Агата слышала и улавливала боковым зрением, что на кровать продолжают лететь вешалки. Это должно бы возмущать, но она будто потеряла такую способность. Смотрела в глаза Кости, обычно такие голубые, сейчас они были практически черными. И сам он… В сто раз опасней, чем тот, с которым она позволяла себе…

— Я никуда не поеду. Ты не имеешь права… — Агата мотнула головой, цепляясь пальцами в постель. Так, будто это могло помочь, если…

Костя заметил это движение. Усмехнулся снова, вернулся к глазам.

— Надо было думать прежде, чем связываться со мной, Агата. Надо было хотя бы что-то обо мне узнать. Я давал тебе шанс. Ты им не воспользовалась. Тебе не понравилось, что я могу быть с другой? Отлично! Я решил проблему. Мне нужна была жена. Это теперь ты.

— Костя, ты… Ты не посмеешь…

Агата говорила, прекрасно понимая, что посмеет. Он всё посмеет, что захочет. Он уже посмел. Его губы растягиваются в улыбке, во взгляде появляется притворное тепло. То, от которого она холодеет сильнее.

И даже уже не важно, что какой-то Гаврила копошится в её шкафу. Важно другое — до неё постепенно начинает доходить масштаб катастрофы.

Костя это видит. Косте это нравится.

Она транслирует страх. Он его поглощает.

Она почему-то решила, что любой из них может закончить игру, когда посчитает нужным. А оказалось…

Это исключительная прерогатива Гордеева Константина Викторовича.

— Собирайся, Замочек. Пришло время посмотреть на жизнь снаружи.

И он ещё не наигрался.

Конец первой книги