За Северным Ветром (СИ)

И был таков уклад во множестве веков, был мир, и войны тоже были, но равновесие всегда вращало мир, как пряжу, что пряла Богиня Макошь. И живые чтили духов предков, что в золотом сиянье им являлись. И живущие боялись духов тех, что песни Птиц перед Уходом не слыхали, тех, кто от златых чертогов отреклись и темною тропой пошли. От них, навий, живые защищались, как и от дев лесных, русалок, что путников с пути сбивали и уводили в топи водяных. В глухих лесах того же Света истоки сил Природы обращались в образы иные, что чужды взору и страшны. Но среди них, и мавок и русалок, были те, что к свету шли. Их вилы звали, крылатые с козлиными ногами девы, но души светлые у них. Озёра, реки и леса сии создания берегли и Мать-Природу чтили. А средь могучих северных лесов, в долине плодородной, и на островах средь вод просторных, был мир людей - Богов детей, водами окружённый, ветрами защищённый, горами схороненный. И люди жили, и леса, животные и птицы, в миру под взором пристальным Сварога, ветрами седовласого Стрибога, под светом Хорса и дождем Перуна, и нить Богини Макошь прялась...

И было все - хорошее, плохое, случалось разное в те дни ушедшего былого. Все возвращалось на круги своя, пока живущие Богов не позабыли, пока не скрыла мир печальная тоска, пока не пали дети под перстом Бессмертного Кощея.

Пролог

Великая Тайга простиралась от Ледяного Моря до Крайних Гор Рифея. Исполинские дерева, что помнили времена Богов, что сами - духи, неприступным монолитом хранили древнюю страну. Высокие сосны внимали музыке ветра Стрибога. Тихо пели птицы. И бор шептал на ухо сестрам-лунам, пока сизый туман тайком гулял по непроглядному лесу.

В такой лунный час долгой северной ночи седые волхвы, внимающие Богам и природе, созывают Собор Пращуров. И когда возгорится ярко Огонь-Сварожич, вознесутся к небу искры золотые, устремляются души старцев к Богам, и Семаргла глас становится слышен им. Если же грядут события великие, то Вестник Богов сам явится волхвам в обличье крылатого пса.

Место силы там, где наиболее ясно слышны речи Матушки-Земли и ярче звучат голоса Богов. Там не ступала нога мирянина, не забредал дикий зверь, не пели на ветвях свои песни русалки, не залетали духи-вилы. Лишь тишина обитала в капище, древняя тишина, настоящая, и даже шёпот горящего огня звучал, будто громкий глас.

Всполохи огня плясали на рунах высоких деревянных капиев[1], устремивших свои вершины в бездонное звездное небо. Глухо и утробно, будто сердце мира, бил барабан. Седые старцы, облачённые в белоснежные одежды, сидели вокруг костра, и с каждым ударом барабана их взоры все глубже проникали в тайны мироздания.

Древний, как само время, старик расположился чуть дальше всех, подле капия Перуна. Белоснежные волосы волхва украшал медный обруч, а борода служителя Богов струилась до земли. Старец так и не закрыл глаза - его усталый взор обращён на земное бытие, которое, даже вечность спустя, было ему откровением.

Волхв видел, как искры огня взлетают ввысь, устремляясь к звёздам, что покоятся на кроне Древа Мира, Краколиста. И каждая искра подобна чуду, и в каждой - целый мир, что возгорится, вверх летя, и гаснет в темноте. И грустно старцу было и радостно в душе. Он ведал судьбу мира, она открылась ему давным-давно. С тех самых пор волхв не закрывал очей на Соборах Пращуров, более не хотел внимать Богам.

- Не печалься, Белозар, - крылатый пёс улёгся у волхва в ногах. - Видения твои для дней, которые грядут еще не скоро.

- Семаргл, - волхв перевёл взгляд на посланника Богов, - неужто сам Сварог послал тебя, или Богиня Макошь?

Пёс улыбнулся:

- Я тебе явился сам. Они же, - он кивнул в сторону волхвов, - слушают Ее. Мать - Земля сегодня шепчет.

- Что же ты сказать пришёл?

- Скоро тебе в златое одеваться[2], - Семаргл перебрался ближе к Белозару. – Но ты и сам ведаешь об этом.

Волхв кивнул. Он уже давно ждал своей свадьбы с вечностью, ждал Птиц, что унесут его на Юг, в Ирий. Унесут к ней.

- Но перед тем как послушать Песню, - говорил пёс, - тебе нужно поведать Волхвам о грядущем. Знание твое должно остаться в мире.

- Ох, Богов Посланник, - сипло засмеялся старик, - не вижу смысла ведать то, что изменить нельзя.

- Не уж совсем голова твоя поседела? - нахмурился Семаргл. - Твоё видение - лишь сказ, один из множества возможных. Богиня Макошь не начинала прясть ту нить, что видишь ты.

- Но ведь спрядёт, - прошептал Белозар, - и даже Перун не сможет разрубить ту пряжу, что создаст Бессмертного Владыку.

Семаргл устало покачал косматой головой.

- Коли скажешь им своё виденье, Белозар, то Макошь и твоё слово в мироздание вплетет. Коли не скажешь - и его не будет.

Белозар вздохнул и вновь взглянул на звезды.

- Вот скажи, Богов Посланник, - говорил старый волхв, обращаясь, скорее, к небу, - коли тебе ведомо то, что ведомо и мне, коли даже Богам ведомо сие, ведомо то, что не случилось пока, ведомое печальное... Почему же силы, миром правящие, нам, смертным, путь кажущие, почему Боги не изменят то, что лишь им возможно изменить? Почему же Макошь спрядёт ту пряжу?