За славой, маг!

- А проблему с малым числом конницы мы уж как-нибудь решим. Не впервой варварским племенам из каганата перебегать на нашу сторону. Чего только не сделает доброе слово, подкреплённое несколькими кусками таммазарского шёлка...

А это сказал уже хитрый Феодор Кантакузин, один из турмархов Южной армии. Он тоже воевал под началом у Андроника в Партафе. Конница Кантакузина сыграла немалую роль в той войне, хотя местность ("Горы-с, игемон-с, горы-с", как сказал бы Феофан Лойола) и не давала развернуться во всю мощь.

За глаза Феодора звали Лысым Онтраром. Уже который год Кантакузин, задумываясь, чесал лысую макушку, или, глядя в зеркало, вздыхал при взгляде на жалкие остатки рано поседевших волос на висках и лбу. Правда, многие бы пожелали тоже стать такими же Лысыми Онтрарами: Феодор славился любовными похождениями, слухи о которых, говорят, дошли до самых северных границ империи. Все представительницы женского пола, знавшие Кантакузина, с особым душевным трепетом упоминали его имя...

- Ну а в крайнем случае иллюстрий найдёт способ воевать против тайсаров практически без конницы, так ведь, командир? Иначе мы просто останемся лежать в степной ковыли,- ухмыльнулся Никифор Дринга, командир второй турмы.

"Вещь в себе", Никифор в своих речах мешал глупости с "гениальности", приправляя всё это улыбками и выражением невинного младенца на лице. А ещё за Дрингой водился один грешок: он любил говорить правду. В глаза. Прямо, не приукрашивая или очерняя. Чистую, незамутненную правду, какой он её видел. Сколько дерзких юнцов, почти юнцов и совсем не юнцов, считали это оскорблением своей особе: ведь людям больше нравится, когда о них говорят красивую и приятную, но ложь, чем тусклую, грязную, но - правду. Не один десяток раз Никифора вызывали на поединок, подсылали к нему убийц, слали на него доносы - а Дринга выходил сухим из воды. Этот уже далеко не молодой, но пока что не старый турмарх, казалось, имел небесного покровителя: живучести и Никифора поражалось уже не одно поколение его командиров и даже не три поколения недругов. Турмарх всё жил и жил, несмотря на свою любовь к правде, и даже, представьте себе, здравствовал...

- И когда иллюстрий придумает, мы просто отправимся "погулять" по каганату, а дрункарий подарит нам очередную победу, - улыбнулся Дринга.

- А что же мне ещё остаётся делать, - пожал плечами Андроник и налил себе ещё вина. Ласкарий прекрасно понимал, что в ближайшие месяцы ему будет не до веселья...

Королевство. Тронгард.

Несколько следующих страниц дневника, судя по всему, облобызал пламя: почерневшие, крошившиеся под пальцами, с неразличимыми буквами... Сколько же бесценных сведений оказалось утрачено?

Почерк следующей непострадавшей записи изменился. Буквы стали неровными, большими, какими-то нервными, быстрыми. К тому же на перо автор явно давил с огромной силой: кое-где бумага оказалась разорвана пером. И это - редкая аркадская бумага, через третьи-четвёртые руки доходившая до Королевства, контрабандой, дабы миновать заоблачные вывозные пошлины императоров на этот товар! Как же зол должен был быть хозяин дневника, буквально рвавший страницы...

Запись двадцать пятая. Я очень долго не писал: думал, действовал... Несчастье в лаборатории надолго отбило у меня охоту не просто записывать мысли - мыслить... Существовать... Все вещи в своих апартаментах, способные отразить мой новый облик, я уничтожил или выбросил. До сих пор не могу смотреть без содрогания и омерзения на своё отражение. Изуродованное огнём лицо, сгоревшие волосы. Я оказался обезображен. Снова боги решили помешать мне, указать моё место - и вновь им этого не удалось! Я исполню свою мечту, я открою новую стихию для всего человечества, сделаю людей равными небожителям. Я смогу!!!