– Бывает, – рассудил красноармеец, – ты вот наверху сидишь, а он в подвале… Ну, спи!
Я лег. Но, черт возьми, как осложнились мои тревоги! Я ничего не понимал. Арестован Сергей. Вероятно, и Жабрин. И, невольно улыбнувшись, про себя спросил: – И Букин? Но ведь и Инна… Она сестра Сережи!.. Мне так сделалось жалко эту милую девушку. Ну ее-то за что? Да, дьявольщина, – всех-то нас, наконец, за что? Ведь это же граничило с комическим! Я ничего не понимал. Я осужден был на бесплодные догадки на неизвестный срок…
Утро. Пробуждение и смена часовых. Плотно стал в углу небольшой, ощетинившийся смоляно-черными усами. Вероятно, мадьяр. Лежать как будто неприлично. Я подобрал свое одеяло и стал ходить, разминаясь. Шаг, два, три – назад. Шаг, два, три – назад. Перед окном. В него видны стена и окна, закрашенные белым. Опять я мучаюсь вопросами и путаюсь в паутине невероятных предположений. Но, начинаю думать, ведь и выбор возможностей безграничен? И он предоставлен случайности. И если одной из них угодно было привести меня сюда, то почему другой не углубить, не растянуть сцепление событий до последнего звена? Но о себе серьезно думать в этом смысле я не мог, а за Сережу и других мне было страшно…
– Котелка у вас нет? – спросил у меня вошедший красноармеец с добродушием завхоза. – Ну, я вам в своем принесу.
Это было весьма кстати. Мне очень хотелось пить и есть. И он действительно принес горячий кофе, паек хлеба и, что меня совсем очаровало, сахар! Завернутый, как заворачивают в аптеках порошки. Мы, видимо, считались на красноармейском положении.
Я еще не успел допить своей порции, как новый человек отворил дверь. Поглядел в бумажку, потом спросил мою фамилию.
– Имя, отчество, – следил он по записке, – собирайтесь с вещами.
Какие у меня сборы! Одеяло под мышку – и я готов. Опять коридоры, теперь не такие глухие, словно проснувшиеся, прибравшие свою ночную тайну. Лестницы с часовыми и комендантская. Там много народу – выходят, входят. Сопровождающий подвел меня к столу.
– Подпишитесь, – сунул мне бланк комендант.
Читаю – подписка о невыезде из города. Ого! Весело запрыгало перо…
– Пропустить его!
И я, прижимая к себе одеяло, свободно переступаю роковой порог Чека…
Свежий утренний холодок. Серое небо и хлопья снега нежно льнут к горячему лицу. Какая-то старушка у подъезда расплывается в счастливую улыбку:
– Освободили, знать? Спаси тебя….
Ах, с каким съедающим нетерпением шагал я к музею! Вот и знакомая дверь – уже отперта. Значит, кто-то остался на свободе и мог распорядиться… Первым встретил меня татарчонок, и тотчас же мордашка его с оттопыренными ушами округлилась, как блин, и засверкала зубами.
Дальше Букин. Старик от радостной неожиданности даже побежал мне навстречу. Торжественно поцеловал и долго тряс руку.
– В чем дело, в чем дело? – допытывался он.
– Кто еще арестован? – спросил я.
– Сережа. А разве его не освободили с вами?
– Не знаю.
– Идите наверх, там Инна. Расскажите…
Инна, взвизгнув, бросилась мне на шею. Потом тревожно спохватилась:
– А Сережа?
– Ничего не знаю…
У Инны ужасный вид. Должно быть, она не спала всю ночь: лицо посерело, черные тени под глазами. Дрожит от беспокойства.
– У нас был обыск, еще с вечера. Все перерыли, пересмотрели. Спрашивали тот проклятый вчерашний ключ… Бедный братишка… За что его?
Я рассказал, как ночью видел Сергея. Умолчал только, что он был в подвале.
Но расспрос о ключе уже говорил многое. Значит, кто-то воспользовался потерей ключа, чтобы скомпрометировать Сергея, может быть, сочинить на этой почве какую-нибудь небылицу. Но кто мог это сделать? Очевидно, тот, кто хорошо знал нашу повседневную жизнь. Здесь пришлось применять метод исключения. Я – этого не делал, Инна, конечно, тоже. От старого Букина такого доноса я ждать не мог. Слишком он был порядочный человек. Оставалось одно: либо наш татарчонок, по-ребячески разболтав и прикрасив вчерашнее происшествие, дал материал какому-нибудь досужему шептуну, либо виной всего был Жабрин. И последнее было вернее.
– Ух, какой гад, – даже заскрипела зубами Инна, – но, милый Морозочка, если это он, то зачем все это? Чем Сергей помешал?
Это и для меня было загадкой. А, может быть, основной причиной были политические подозрения? Ведь недаром же следователь спрашивал – не офицер ли Сергей. Может быть, его злополучно путают с каким-то белогвардейцем Киряковым, и тогда версия о доносе Жабрина теряет свою убедительность. Надо было что-то предпринимать. Я посоветовал Инне отнести Сергею в Чека передачу, а сам решил отправиться в губоно и там позондировать почву.
Навстречу по лестнице бежал через три ступеньки Жабрин. От татарчонка он уже узнал о моем освобождении.
– Поздравляю, поздравляю, – задыхался он и смеялся, и сочувственно ахал, и даже рукой к моему плечу прикоснулся, словно убедиться хотел, что это действительно я, а не призрак.
«Неужели он? – думал я. – Как трудно поверить…»
– А… Сергей Васильевич… еще в заключении? – шепотом спросил он и скользнул глазами как-то вкось, до пола.
«Он» – решил я.
Вошел в губоно, в кабинет к заместителю. Тот был один и испуганно удивился.