За сокровищами реки Тунгуски

— Нам очень интересно, — говорил он — испытать найденный уголь. Посмотреть, как он горит и много ли в нем посторонних, засоряющих его примесей. Ведь, чем чище уголь, т.-е. чем меньше дает он золы при сгорании, тем он ценится выше. Так вот, на культбазе есть хорошая кузница, и мы в горне ее и попробуем уголь!

А кроме этого культбаза — последний пункт нашего движения на восток. От нее мы повернем обратно и поплывем вниз, еще раз просматривая пройденные участки.

Двигались не спеша, занятые работой, пока печальный случай не заставил поторопиться.

Произошло это в один ненастный и серый день. Остановились однажды около лесистого берега, а Петя с коллектором, пользуясь стихшим дождем, вышли а тайгу поохотиться за рябчиками.

Войдя под деревья, Петя нагнулся и, рассмотревши мох под ногами, указал:

— Сохатиная тропка!

Действительно, вдоль берега извивалась тропа, протоптанная копытами могучего обитателя тайги — сохатого или лося.

— Должно быть часто зверь тут ходит, — догадывался Петюха, — ишь, какую дорогу пробил!

В это время из кустов выскочил рябчик, и Петя, свернув с тропы, отправился разыскивать птицу. А коллектор пошел по тропке. Тем более, что итти по ней было легко и немокро.

Он слыхал, что звери, пробираясь на водопой или на кормовые места, из года в год ходят одной дорогой и протаптывают торные пути в таежных дебрях.

Коллектор задумался, забыл о рябчиках и вдруг увидал серую нитку, перегородившую ему дорогу. Но заметил ее лишь тогда, когда плечами и грудью, коснулся нитки, не смог удержать занесенной для шага ноги и, движением вперед, натянул и оборвал преграду…

Что-то щелкнуло, свистнуло, и горячая боль обожгла плечо!

Коллектор запнулся, но в этот миг боль стала невыносимо острой.

Он громко вскрикнул, упал на мох и застонал. Теплые струйки крови побежали у него под рубашкой, закапали из рукава…

Бродивший рядом Петя услышал крик, несколькими прыжками выскочил на тропу и наклонился над лежавшим товарищем.

Сквозь разорванную куртку, на спине, под левым плечом виднелся кровавый разрез широкой раны…

Было не до расспросов! Петя помог коллектору подняться, зажал платком хлеставшую кровь и повел раненого на илимку, громко крича о помощи.

Быстро сбежались люди и увели перевязывать пострадавшего. А Петя и Иван Николаевич кинулись к месту происшествия и сразу поняли, в чем дело.

По одной стороне тропы, в дереве, глубоко сидела стрела, торчащая оперенным древком. По другую сторону, привязанный к пню, еще покачивался спущенный лук.

— На самострел попал! — с ужасом воскликнул Петя.

Действительно, неизвестный охотник поставил заряженный лук на лосиной тропке.

Коллектор подвергся смертельной опасности, и лишь случайно стрела едва коснулась его спины, острием своим, все же разрезав тело.

— Видишь, насколько опасен этот способ охоты, — волновался Иван Николаевич, — а он до сих пор еще практикуется у промышленников. Настораживают луки, ставят на тропах заряженные ружья, маскируют ямы. И, вместо зверя, жертвой нередко становится человек.

Рана коллектора оказалась легкой. Тем не менее, острие стрелы, вероятно, заржавленное и грязное, вызвало воспаление. К вечеру у больного поднялся сильный жар, и началась лихорадка. Профессор серьезно встревожился, опасаясь заражения крови, и распорядился с утра спешить к культбазе.

■

Помог попутный сильный ветер. Живо пробежала илимка на вздутом парусе шестьдесят километров и остановилась против построек культбазы.

Несколько домиков, торчащая мачта радиостанции и обступившие поселок таежные горы, — такова была база, заброшенная в глушь, за тысячу километров от города Туруханска.

Не успел с илимки бухнуться якорь, как уже все небольшое население базы было на берегу и криками и приветствиям и встречало гостей.

Для них новые люди были тем же, что свежие газеты или же свежие вести о культурном мире, от которого они были оторваны так далеко.

Экспедиция встретила самый радушный прием. Раненого коллектора тотчас же отправили в больницу, а с ним пошли и ребята.

Заведующий базой показывал свое хозяйство и путешественники приятно удивлялись, осматривая лабораторию с микроскопами и другими ценными и точными приборами, стоявшими в колпаках из стекла. Тут же были и книги и химические реактивы[5]. Одна комнатка была занята музеем.

В ней занималась тунгусская девушка, учительница, окончившая курсы и вернувшаяся к своему народу.

Проходя по берегу, ребята увидели домик необычной постройки, к которому тунгусы вели оленей.

— Это — газовая камера, — об’яснил один из культбазовцев, — здесь лечат оленей от чесотки.

Домик был разделен на две половины. В одной был устроен прибор, вырабатывавший серный газ и впускавший его во вторую половину. Во втором отделении было устроено восемь стойл, по четыре на каждую сторону домика. Животное ставилось так, что его голова, через особое отверстие, просовывалась наружу, а войлочные занавески на подобие хомута, обтягивались вокруг шеи оленя и мешали вредному серному газу выходить из камеры и попадать в ноздри животного.