За спиной – двери в ад

Квартирка этой экстравагантной и явно молодящейся дамы изобиловала огромным количеством кушеток, диванчиков, кресел, подушек, ковриков и плетеных стульев. На барном столике громоздилось такое огромное количество алкоголя, что Бертран невольно присвистнул. Солнце заливало небольшую уютную гостиную и играло на хорошо промытых и еще влажных листьях пальм, росших в больших керамических горшках. Мадам Фрессон, позвякивая посудой в маленькой кухне, готовила кофе.

– Вот уж никогда бы не подумала, – доносился оттуда ее громкий, низковатый, с хрипотцой голос, – что кто-нибудь когда-нибудь может заинтересоваться моим соседом… Хотя, конечно, кто знает этих русских… Может, его родители были известными людьми, артистами, к примеру, потому что сам Михаэль служил в театре, я даже смотрела пьесы с его участием.

Голос ее становился все громче и громче, и вот она уже стремительно вошла с подносом и поставила его на низкий стеклянный столик перед сидящим в кресле Бертраном.

– Он играл маленькие роли, эпизодические и вообще был человеком каким-то маленьким, тихим и непонятным, про таких говорят, что они не состоялись… У него и внешность была неприметная, мелкие черты лица, хотя глаза – живые, внимательные… Мы с ним иногда общались, вот как с вами, пили кофе, болтали, когда выходили на балконы, они же рядом, о погоде, болезнях, обменивались какими-то мазями и кремами от болей в спине или ногах… Мы были не молоды, правда, он был значительно старше меня, но с ним было легко найти общий язык… Он последние пару лет до смерти сильно болел, у него начался цирроз печени… Понятное дело, что он пил. Причем начинал с самого утра… Но что это я все говорю и говорю… Что конкретно вас интересует?

– Вот вы сказали, что он был артист. А откуда родом?

– Кажется, из Одессы. Я подозреваю, что он был евреем, но это меня не касается… У меня вообще широкие взгляды… Мой первый муж был еврей и, знаете ли, прекрасный был человек…

– У него были дети, родственники?

– Нет-нет, он был одинок, жил очень скромно, и единственное, что у него было, так это квартира, вот эта. – Шарлотта указала пальцем в сторону стены, увешанной маленькими портретиками, вероятно, близких ей людей. – Виктор познакомился с ним случайно, думаю, они просто пили вместе в каком-нибудь баре, после чего Виктор проводил старика до дома, да так и остался здесь жить… Знаете, что говорил мне Михаэль о Викторе? Что если бы у него был сын или внук, то они походили бы на Виктора.

– А кто такой Виктор? Чем занимается?

– Он русский. Думаю, это и было самым главным при их знакомстве. Возможно, Виктор принялся рассказывать старику там, в баре, о России или вообще, об Одессе, тот рассиропился-разлимонился, да и открыл парню душу… В любом случае это знакомство пошло старику на пользу. Он уже не чувствовал себя таким одиноким. Ему нравилось опекать Виктора, он всегда поджидал его вечером с работы, готовил ему что-нибудь, жил его интересами, дарил ему какие-то свои вещи, по которым русские сходят с ума: иконы, ордена… Да и Виктор, неприкаянная душа, нашел здесь свой дом… Я ни разу не слышала, чтобы они ругались или даже спорили. У нас здесь тонкие стены, все слышно… Они могли подолгу разговаривать на балконе, глядя на Сакре-Кер, – Шарлотта легко поднялась со своего места и устремила взгляд в распахнутое окно, – на купол Дома Инвалидов или Эйфелеву башню…

Затем она вернулась за столик, разлила кофе по чашкам, пододвинула к Бертрану пластиковую коробочку со сливками.

– Он был вором, – неожиданно сказала она, пожав плечами. – Все так говорили. Но мне до этого не было дела. У меня-то он ничего не украл.

– Вы о ком?

– О Михаэле, конечно. Поговаривали, что в молодости он был замешан в одном деле, связанном с ограблением кассы конторы, в которой подрабатывал сторожем. Но я лично не верю! Вот просто не могу себе представить, чтобы этот маленький и тихий Михаэль мог прокрасться ночью в родную контору, взломать кассу… Я поняла бы еще, если бы он был «медвежатником» или «щипачом»… Да-да, мсье Мишу, я кое-что понимаю в этих терминах, у меня зять – полицейский! Но Михаэль… Нет, не думаю, что он на самом деле был вором. Он был романтиком. Слушал Вертинского. Вы слышали когда-нибудь это имя?

Нет, Бертран не слышал ни о каком Вертинском. Он слушал Шарлотту, и чем больше она рассказывала о своем покойном соседе, тем больше склонялся к выводу, что Михаэль Смушкин на самом деле был маленьким и слабым человеком, родственной душой Виктора, такого же неприкаянного, малообразованного, легкомысленного плута, и что это просто удивительно, как он вообще смог пустить в Париже глубокие корни, купить здесь жилье и как-то существовать. Возможно, и ему эта квартира досталась в наследство от такого же, как и он, тихого пьяницы или какого-нибудь старого актера или художника.

– Скажите, Шарлотта, можно я буду так вас называть?

– О, да-да, конечно! Я к вашим услугам!

– Как вы думаете, кем были родители Михаэля?