За сроком давности

Во сне Дежкина шла мимо всех этих ненастоящих смертей, как мимо досадных, но малозначительных помех, и почему-то знала, что ей срочно надо вон туда, к нагромождению белых шатров, что именно там произойдет главное, чего она боится, но к чему ее тянет непонятное и гадкое любопытство. Вот это-то любопытство и мучило ее потом больше всего.

Она поспевала как раз в тот момент, когда на землю бросали еще одно человеческое тело. Клавдия со страхом разглядывала круглое лицо мертвого патриция со слегка горбатым носом и тонкими губами, оплывшие щеки когда-то монетного профиля, вьющиеся черные, коротко стриженные волосы — весь его облик выражал дородность и властность. Самое жуткое, что это был не муляж и не манекен, а настоящее человеческое тело. Труп. Она понимала это по тому, как мертвенно вздрагивали от удара о землю жировые складки на животе.

В каком морге раздобыли это тело? Что за несчастный бомж с лицом римского вельможи оказался тут, на съемочной площадке? Дежкина даже не пыталась ответить себе на эти вопросы, она вдруг бросалась бежать от страшного места. Чтобы не видеть дальнейшего. И в один момент оказывалась за белым шатром, успевала перевести дух, заклиная себя не смотреть, не поворачивать голову, убежать… но все равно каждый раз, словно по чужой воле, вскидывала глаза и видела, как труп вздергивался над шатрами ногами кверху. На ступни были накинуты железные тросы — вранье в историческом смысле, — а тросы эти растягивались желтыми автокранами, не видными, впрочем, из-за шатров.

Труп долю секунды висел в воздухе, болтая руками, — этого Дежкина почти не видела, только самым краешком глаза, даже скорее как бы догадывалась, но вот именно тут что-то заставляло ее повернуть голову и уже самое мерзкое она видела ясно и четко, как, должно быть, и фиксировала невидимая кинокамера: тросы резко натягивались в разные стороны, и тело беззвучно и легко разрывалось пополам: раскрывался синий желудок, вываливались кишки, обнажались белые ребра, голова оставалась слева…

9.00–12.33

— Ты вчера на место происшествия ездила?.. Вот и бери это дело. — Прокурор хлопнул ладонью по столу.

— Ага, ну конечно! — воскликнула Дежкина. — Музыканты есть? Отнесите рояль на пятый этаж.

— Этот анекдот я еще в армии слышал.

— Вот именно, — сказала Клавдия.

Владимир Иванович посмотрел на часы.

— Все, иди, иди, Клавдия. У меня и без тебя дел по горло.

— И у меня тоже, между прочим! — не унималась Клава. — Четыре дела на мне, если не забыли. Плюс стажерка.

— Не забыл. Теперь не четыре, а пять. Вот стажерке и дай. Все равно висяк, пусть хоть копать поучится. — Он строго посмотрел на Клавдию. — Дежкина, без разговоров. Дуй в кабинет. Левинсон уже первые данные должен принести.

Клава махнула рукой и встала.

— Так я и знала, — пробормотала она, покачав головой. — Как приснится ночью, так утром…

— Что? Что ты сказала?

— Ничего. Можно идти? — Она сердито посмотрела на прокурора.

— Нужно. Всем привет. — Он деловито углубился в изучение каких-то бумаг на столе, давая тем самым понять, что Дежкиной для него больше не существует.

Клава незаметно показала ему язык и вышла из кабинета.

Левинсон уже ждал ее у двери. Ходил взад-вперед, заложив руки за спину, как Ленин, и глупо улыбался.

— А я уже знаю! А я уже знаю! — воскликнул он, заметив Клавдию еще издали. — Можно поздравить?

— Сейчас как дам в лоб! — Клавдия замахнулась на него. — Уши проглотишь.

— Ой как страшно, ой как страшно! — Левинсон шутливо присел. — Пошли, расскажу вам с вашей секс-бомбой кое-что интересненькое.

— Ира, чайку организуй, мигом, — приказала Клавдия, открыв дверь.

— Уже. — Калашникова кивнула на тумбочку в углу комнаты. Там теперь красовался новенький электрочайник и аккуратненький набор небьющихся чашек.

— Ух ты, это в честь чего? — Левинсон плюхнулся в свое любимое кресло.

— Да у Клавдии Васильевны вчера… — Ира взглянула на Дежкину и подмигнула. — Ну, в общем, не важно.

— А ты откуда знаешь? — удивленно воскликнула Дежкина.

— А у меня работа такая… будет. — Ира рассмеялась.

— Ну ладно, это ваши какие-то секреты. — Левинсон щелкнул замочком своего потрепанного портфеля и выудил из него папку. — Я принес кое-что по поводу вчерашних раскопок.

— Слушай, Ира, тебе это будет нужно. — Дежкина налила себе чаю и села за стол.

— Почему мне? — удивилась Калашникова.

— Ты это дело поведешь. Сама, — спокойно ответила Клава.

— Я? Сама? — Ирина недоверчиво уставилась на Дежкину. — Что, уже?

— Да, уже. У тебя же работа такая… будет, — Дежкина улыбнулась.

— Короче, так. — Левинсон похлопал по столу, требуя к себе внимания. — Убиты двое мужчин. Европейцы, судя по строению черепов и по цвету волос. Одному лет сорок — сорок пять, второму не больше тридцати.

— А это как определили? — поинтересовалась Калашникова.

— По паспорту. — Левинсон хохотнул. — Много есть способов. По зубам, по волосам, по деформации костей. По их составу, но это только дня через два, когда анализы из лаборатории придут. Там уже с точностью до года.

— Дальше, — нетерпеливо перебила Дежкина, но тут же прикрыла рот ладонью. — Ой, извини, Ириша, это твое дело.