За стеклом

Всякий раз, проходя мимо кафе в центре, у входа которых часто стоят «артовые» велосипеды, искусственно состаренные и ржавые, я думаю о том, как бы Саша мог растянуться здесь, на мостовой, осуществив с ними, соитие.

Так действует алкогольное «застеколье», которое дает кривизну, подмену понятий, обесценивание более настоящего и проникновенного, в угоды смешному и нелепому, зато содержащему воспоминания пьяных «эскапад».

Я не побоюсь и скажу, что, во многом, алкоголики пьют ради того, чтобы потом об этом рассказать. Через кривое зеркало, потертое стекло, мутное, заплеванное… а в конце, если не начать работать со своей зависимостью, то и разбитое.

Недавно, я услышал очень хорошую метафору: для одних – ты алмаз, для других – стекло. То, что остается от первого и второго, и есть ты сам.

Красивое сравнение. И правильное. Алмаз или стекло – не важно. Важно, что оба материала – прозрачны, насколько это возможно.

Прозрачным, насколько это возможно. Я думаю, таким должен быть настоящий мир. И ведь он такой и есть, пока мы сами не замутняем, не царапаем то, через что, смотрим.

***

У алкоголика много помощников. Людей, которые помогают ему выпить и оправдывают это. Более того, алкоголик намеренно окружает себя такими людьми.

И поскольку, сменить окружение очень сложно, как и не всегда, нужно, то я рекомендую объявить всем друзьям и знакомым, что вы серьёзно решили работать со своей зависимостью.

Я рекомендую так же сказать, что вы можете ошибаться – ведь это серьёзная и тяжёлая работа, она не всегда может сразу получиться, но, чего вы точно не хотите, – это, чтобы причиной ошибок стали – они, близкие вам, люди. Поэтому, вы не хотите слышать от них «Я тебе тоже заказал стаканчик!» или «Давай, чего ты!? Сегодня же праздник!».

В работе алкоголика над зависимостью нет праздников и выходных. Да, тяжелая работа, кто бы спорил.

Я буду еще много и часто останавливаться на том, какое отношение эта зависимость имеет к близким людям, как они влияют и, влияют ли вообще?

А пока, я хочу рассказать немного о неблизких «помощниках» алкоголика. Людей, которые, зачастую становятся профессиональными соучастниками этой зависимости.

***

Со временем, когда зависимость разовьется, а проблемы, ей вызванные, усилятся, оправданий пить – нужно все больше, и оправдания должны быть все основательнее.

В качестве своих оправданий, я придумал себе целую систему, сконструировал отдельный мир. Назвал это «театральным» алкоголизмом, выделяя трехактовую алкогольную «драматургию»: предвкушение, разочарование, отвержение. Все, как в театре и даже немного больше: трагизм, в отличие от сцены, увы, настоящий.

Я расскажу несколько историй «из серии». Возможно, вы узнаете – себя. Но, если они покажутся вам просто глупыми выходками, – не спешите успокаиваться «ну, нет, это не про меня». Возможно, ваша зависимость ищет оправдания как-то по-другому.

Наверняка ищет, если из ста бутылок, вы допили девяносто девять.

У меня была «театральная» выпивка, которую я называл «Двое против ветра». Костер, еловый лес, банка тушенки разогревается прямо в углях, крупно порезанный лук плавает в бурлящем мясном жиру, зубчик чеснока, крупномолотый перец, «лесной» чай с добавлением еловой ветки и, конечно же, водка. Под влиянием которой и с небольшой помощью остального антуража, передо мной возникали образы крепких авантюрных мужчин с рисковой работой в диких условиях. Золотоискатели, геологи, охотники… бородатые лица, заскорузлая от дождей и сушки на костре, одежда, грубые сильные руки, чернота под ногтями, но светлые, отважные взгляды. Люди, не принимающие суету больших городов, мягкие матрасы, духоту бетонных домов… их удел – провожать день, наблюдая багряный шар за дальней сопкой, а утром просыпаться в палатке с белым, заиндевевшим за ночь, брезентом.

Другая, часто применяемая мной, «театральная» пьянка называлась «Импрессионисты». На чердаке или крыше, на худой конец, в подъезде старого дома с широкими подоконниками. Бутылка красного вина, кусок грубого серого хлеба и сыра. Пить надо было из горла, хлеб откусывать или отламывать, точно так же поступая с сыром. Французской богеме конца девятнадцатого века, в которую я перевоплощался, было некогда нарезать и сервировать, они думали о великом.

Был продолжительный сюжет, под названием «Поручик Голицын», требующий подготовки и компании из одного верного собутыльника.

Легенда была такова: два правнука, сбежавших в семнадцатом году, аристократов, возвращаются на Родину. Они в России первый раз, до этого слышали о ней из рассказов бабушек: как ездили по Тверской на тройках, как стрелялись на заре, как уплывал последней корабль белой эмиграции «Император».