За стеклом (сборник)

— В окно видела, как она в подъезд входила. Ну все, думаю! Кранты! А ее нет и нет. Я на площадку тихонько вышла, а у вас сыр-бор, светопреставление.

«Какой позор!» — подумала Лена. Мысли путались, казалось, их тоже рубит икота. Но все-таки она сообразила:

— Она к тебе приходила? Ты ведь тоже Лена?

— Точно, — кивнула соседка. — Квартиры перепутала. Но ты никому не говори, хорошо? Нет, что за бабы, честное слово! Прям там смылится с него! Пупсик он! — мечтательно хохотнула соседка. — Такой мужик! Хочешь, познакомлю, когда у нас кончится?

— Меня познакомишь? — удивилась Лена. — Зачем? И как это «не говори»? — От возмущения она даже икать перестала. — От меня муж ушел, поверил этой глыбе жира.

— Вижу, — посочувствовала соседка Лена, — физия у тебя заплаканная. Вот мужики! Одни претензии! Ну что мы от них имеем? Одну клетку подарит! Сперматозоид! — Лена показала краешек ногтя. — Только в микроскоп увидишь! Наградил и завалился на диван телевизор смотреть! А ты девять месяцев носи, грудями корми, пеленки стирай!

Еще в школу вызывают, учителя говорят, у вашего сына воображение неразвито. Какое, к лешему, воображение, когда он у отца сигареты ворует?

В отличие от Лены Соболевой, рассматривающей жизнь в виде колебаний весов со счастьем и несчастьем на чашах, тезка и соседка Лена катила по жизни точно колобок. Она и внешне напоминала упитанный маленький пирожок, а Соболеву Лену иногда, особенно со спины, принимали за юную девушку. Лена-соседка несчастий не калькулировала, старалась укатывать от них всеми способами и брать от жизни только удовольствия. За эти удовольствия, весь подъезд знал, муж иногда ее поколачивал. Общественность рукоприкладства не одобряла, но морально была на стороне Валеры, Лениного мужа.

— Ты мужиков, — учила гулящая соседка, — не этим, — постучала по лбу, — а этим, — подхватила ладонями бюст и потрясла, — воспринимай. Они нас каким местом любят? Вот то-то же! Расслабься и получай удовольствие!

— От чего? От того, что муж ушел? — вытаращила глаза Лена.

— Хотя бы! Воспользуйся ситуацией! Ты честная, правильно? А тебе заранее… слово есть… ненашенское… вспомнила — индульгенция, как бы прощение грехов заранее. Воспользуйся! На примете кто есть? Нет? Невелика беда. Ты женщина не первой, но и не последней свежести. Сейчас таких любят — чтобы мышка-гимназистка, а под фартушком затейница! Хи-хи! Лучше знакомых и женатых выбирай, — советовала Лена. — А то в метро подцепится, с виду богатырь Илья Муромец, а он — как шкаф с маленьким-маленьким ключиком! — Лена-соседка заговорщически хихикала.

Лена Соболева проверила, плотно ли закрыты двери, спят ли дети.

— Ты понимаешь, что говоришь? Это же бред! Лена, произошла кошмарная ошибка! По твоей милости пострадали невинные люди!

— Кто? — нахмурилась соседка.

— Наша семья! Я и Володя!

— Где вы, интересно, пострадали?

— Лена! Мы должны все Володе рассказать.

— Все?!! — ужаснулась соседка.

— Только сегодняшнее происшествие, — уточнила Лена.

— Твой с Валеркой иногда на футбол ходит. Вдруг проболтается? Володька у тебя смирный. Видишь, взял чемоданчик и интеллигентно ушел. А Валерка мне прошлый раз таких фонарей наставил, никакая пудра не брала, — задумчиво произнесла Лена.

«Мало он тебя дубасил», — подумала Лена Соболева и продолжала уговаривать:

— Очень тебя прошу! Клянусь, что Володя ничего Валере не скажет.

— Нет, и не проси. Это я с перепугу тебе проболталась. А если кому-нибудь скажешь — буду открещиваться. Весь подъезд свидетели. Строить теперь не умеют, стенки как картон. Мы раньше на Пятницкой жили, так там ори не ори, когда тебя муж убивает, — никто милицию не вызовет.

— Кто эта Иванова? Где живет, работает? — сыпала вопросами Лена.

— Зачем тебе? — подозрительно спросила соседка.

— Должна же я ее найти, все объяснить.

— Чтобы она ко мне приперлась?

— Лена, как ты не понимаешь, у меня вся жизнь рушится!

— Ничего не рушится, подумаешь, ошибка вышла. Если он любит, то простит и вернется.

— Что простит? Твои грехи? Какая ты жестокая!

— Ты меня не стыди! — Соседка из колобка обернулась колючим ежом. — И не впутывай в свои дела! Зачем я пришла? За сахаром. Полстакана, я верну.

После ухода соседки Лена опять начала плакать. Теперь уже по причине человеческой подлости, размеров которой она до сих пор не представляла.

— Мама! Полночь! — Настя, заспанная, в ночной рубашке, появилась в дверях комнаты. — Что ты плачешь? — Она зевнула. — Коню понятно, что произошло недоразумение.

— Как ты выражаешься? — хлюпнула носом Лена. — Коню понятно, а отцу нет?

— У тебя никакой гордости, — пожала плечами дочь.

— Мала еще матери указывать!

Настя снова протяжно зевнула.

— Удивляюсь, — сказала она, — ты совсем не знаешь мужчин!

От этого заявления у Лены мгновенно пропали слезы.

— А ты знаешь? — грозно спросила она.

— Из литературы, теоретически.

— Лучше бы ты теоретически химию подтянула.

— Да ладно, — махнула рукой дочь, — пошли спать. Завтра тебе на работу, а нам в школу.