За стенами собачьего музея

Начали мы с болтовни о нашем общем знакомом, о магазинчике Клэр, о моих зданиях. Заказала она шницель по-венски и бокал пива и один за другим отрезала от шницеля огромные золотистые куски, похожие на обвалянные в сухарях континенты. Несмотря на то, что жевала она как будто довольно неторопливо, шницель исчез раньше, чем я покончил со своим кофе и ватрушкой.

— А я так и не наелась. Что бы еще такое съесть?

— Думаю, лучше и дальше придерживаться жареного — как насчет грибов?

Она заказала жареных грибов, большую порцию салата из редиски, еще бокал пива и кусок шоколадного торта, такой большой, что под его тяжестью, наверное, пошел бы ко дну целый корабль.

В то время, почти сразу после развода, меня не особенно тянуло на женщин, но, наблюдая за тем, как Клэр Стенсфилд расправляется с едой, я все чаще задавал себе вопрос: если она так ненасытна за столом, то какова же она в постели?

— О чем ты сейчас думаешь? — Ее голос медленно просачивался из-под скопища бинтов.

Я взял ее за руку и мягко пожал.

— О нашей первой встрече — сколько ты тогда всего умяла. Мне было интересно, так же ли ты хороша в постели, как за столом.

— Но ведь я очень долго не позволяла тебе даже прикоснуться ко мне.

— Это точно.

Воцарилась тишина, какая бывает лишь в больничных палатах, — тишина ожидания, что все станет как обычно, тишина предавшего тела и тайной надежды.

— Я ужасно боялась, что надоем тебе со всеми этими своими страхами и ты уйдешь. — Она слегка пошевелилась под одеялом и один раз, поворачивая голову ко мне, даже застонала. — Но ты ушел как бы только наполовину, правда, Гарри? К Фанни.

— Давай сейчас не будем об этом.

— Хорошо. Тогда расскажи мне поподробнее о той нашей первой встрече. Интересно будет услышать о ней от тебя. И не выпускай, пожалуйста, мою руку.

— На тебе были те громоздкие тяжелые туфли и черное пальто, которое ты купила в Будапеште. Ты же знаешь, как мне нравятся женщины в тяжелой обуви.

Ее рука наощупь казалась сухой и прохладной. Обычно руки у нее были теплые, а зачастую даже слегка влажные. Теперь же у нее была только одна рука. А то, что осталось от второй, стянутое бинтами и сведенное болью, сейчас было скрыто одеялом. Когда разразилось землетрясение, Клэр мчалась на мотоцикле по Сансет-бульвару и одним из толчков ее швырнуло на грузовик. В последний момент она все же успела прикрыть лицо рукой. Это ей удалось, но руку чем то зацепило.

— Гарри, а какие, по-твоему, сексуальные фантазии бывают у слепых?

— Запахи. Разные прикосновения. А ты когда-нибудь занималась любовью с завязанными глазами?

— Нет. А это приятно?

— Забавно. Непривычно. Надо будет нам с тобой как-нибудь попробовать. — Интересно, когда теперь нам с ней доведется заняться любовью? Каково ей будет с одной-то рукой? Без одной руки. — А почему ты спрашиваешь?

— Да просто я любовалась твоим носом и думала, какой он большой и красивый. И мне стало интересно, каково бы было знать его только наощупь и можно ли вообще как следует узнать что-либо исключительно наощупь, или на вид, или по запаху. Ведь теперь я смогу дотрагиваться до всего только правой рукой.

Чем ты теперь занимаешься, Гарри? Что новенького? А то ты никогда мне ничего не рассказываешь, особенно с тех пор, как я оказалась здесь. Иногда ты бываешь очень скользким, вроде новой карточной колоды.

— Прежде всего, собираюсь дожидаться, пока ты не выйдешь отсюда.

— Ну, это будет еще очень нескоро. И не пытайся использовать меня в качестве предлога для ничегонеделания.

Я глупо заулыбался, будто пойманный за руку воришка. Во время разговоров с Клэр у меня порой возникало ощущение, что я сую окоченевшие ноги куда-то в тепло. Она была доверчива, но достаточно проницательна. А я, в какой-то мере, действительно пользовался ее несчастьем как предлогом для того, чтобы не принимать решения, которое мне было ужасно не по душе: султан попросил меня побывать в Сару и хотя бы посмотреть место, которое он выбрал для строительства своего собачьего музея — без всяких дальнейших обязательств. Причем он даже обещал щедро оплатить поездку, но, самое главное, после того, что мы с ним пережили во время землетрясения, стало практически невозможно ответить ему отказом.

И тогда я впервые рассказал Клэр всю эту историю. До сих пор я не решался рассказывать ей о том, что с нами произошло, поскольку она и так натерпелась и вряд ли в первые дни после потери руки ей было бы приятно слушать рассказ о нашем счастливом спасении. Когда я закончил, она, как обычно, удивила меня:

— А я ведь однажды была в Сару.

— Что! Почему же ты мне об этом никогда не рассказывала?

— Хотела тебя удивить. Я там останавливалась по пути в Иорданию, когда летала в гости к своей сестре, Слэмми, пару лет назад.

— И что это за страна?

— Города очень современные. Их построили палестинцы, которые эмигрировали туда после арабо-израильской войны 1967 года. Я тогда останавливалась в столице, которая называется Баззаф. А все остальное — просто пустыня.

— Базар? Неужели столица Сару и впрямь называется Базар?

Она усмехнулась.