За стенами собачьего музея

По идее, эта часть Вены была не лучшим местом для поиска новой добротной обуви, но я упорно шел вперед, разглядывая дома и людей. Наконец мой взгляд привлек укрепленный на одном из домов уличный указатель с надписью «Люсигассе». Одну из первых моих возлюбленных еще в старших классах звали Люси Хопкинс, поэтому сейчас я в ее честь свернул на улицу ее имени.

Пройдя с полквартала, я увидел магазинчик. Он был довольно скромным и совершенно ничем не выделялся среди других. Будь рядом что-нибудь более заслуживающее внимания, я бы его и не заметил. Простенькая черно-белая вывеска над входом гласила: «Мортон Палм, Тюрен & Лейтерн». Чем же здесь торгуют? Дверьми и лестницами, что ли? В витрине громоздилась куча округлых серых камней. А вершину этой кучи украшала цветистая в стиле «ар деко» рама, обрамляющая плакат с красиво выведенной на нем от руки цитатой на трех языках: немецком, английском и (как я узнал позже) шведском языках.

«Дверь — это разница между „внутри“ и „снаружи“».

Надпись сразу возбудила во мне интерес. Как бы придавая себе уверенности перед тем, как сделать следующий шаг, я бросил взгляд сначала налево, потом направо и только после этого, медленно повернув дверную ручку, вошел.

Внутри никого не оказалось, но представший моему взгляду самый настоящий пустынный ландшафт заставил меня оцепенеть и простоять с вытаращенными глазами до тех пор, пока откуда-то из глубины помещения не появился Палм.

В тесном узком торговом зальчике красовалось, наверное, не меньше сотни разновидностей кактусов самых разных размеров — от крошек величиной с большой палец до шестифутовых верзил. Когда видишь множество чего-либо, собранное в одном, да еще таком тесном месте, это всегда впечатляет, но в то же время кажется немного того… как, к примеру, газетная фотография женщины, живущей с сорока кошками, или обладателя крупнейшей в мире коллекции картонных подставок под пивные кружки.

В это время года многие кактусы как раз цвели — чудесные пастельных тонов цветы, резко контрастирующие с унылой серостью магазинчика и улицы снаружи. Поначалу у меня даже возникло ощущение, что вокруг полно неподвижно сидящих птиц, которые внезапно замолкли и замерли, хотя уже в следующее мгновение они столь же загадочным образом снова разразятся оглушительным щебетом и пением.

— GutenTag.

Увидев Мортона Палма в первый раз, я решил, что он либо при смерти, либо высечен из мрамора. Он был невероятно худ и очень коротко подстрижен, ужасно напоминая узника концлагерей. То, что у любого другого казалось бы совершенно нормальными чертами, на его лице торчало, как связка зонтиков из-под простыни, желтовато-белая кожа бледностью напоминала мрамор. Когда он улыбался, становились видны зубы совершенно того же цвета, что и кожа. Длинный нос, небольшой рот, уголки которого загибались кверху, крупные уши. Вот только трудно было сказать, какого цвета у него глаза, поскольку они были слишком глубоко посажены.

— Вы говорите по-английски?

Он поднял руку вверх в жесте, чем-то напоминающем церковное благословление.

— Я говорю по-шведски и по-английски. Чем могу быть вам полезен, сэр?

Я повел рукой.

— Ваши кактусы поразительны. Он кивнул, но ничего не сказал.

— Честно говоря, даже не знаю, почему зашел к вам. Наверное, из-за цитаты в витрине.

— «Будь я дверью, о как я хотел бы, повернувшись на петлях, открыться и обитель наполнить свою тем, что снаружи войдет». Обе эти цитаты из поэмы одного американца, Расселла Эдсона.

— Так вы, значит, любитель поэзии? — Задав этот банальный вопрос, я почувствовал себя идиотом, но что-то в этом мраморном человеке заставило меня почувствовать необходимость продолжить наш разговор. В нем удивительно сочеталось спокойствие и странность. Его худоба и болезненный вид компенсировались черепашьей медлительностью движений и речи. Все очень худые люди, которых я знаю, обычно отличаются нервозностью и крайней подвижностью. Палм же все делал чертовски медленно. Каждое движение его век длилось, наверное, с полсекунды; а когда он делал движение рукой, это происходило с медлительностью лопасти пароходного колеса. Мне еще ни разу в жизни не приходилось встречать человека, движущегося со скоростью 33 и 1/3 оборота в минуту.

— Нет. Просто кто-то принес мне это стихотворение, зная, чем я занимаюсь.

— Вы делаете окна и двери?

— Да. И еще я выращиваю кактусы, потому что они сильные и забавны на вид. Хотите посмотреть на мою работу?

Он извлек из-под прилавка два деревянных ящичка размером с автомобильный аккумулятор. Оба были украшены латунными ручками и накладками. Он открыл первый и заговорил. Медленно.

— Я делаю по три вида дверей и лестниц. А здесь у меня модели, которые я обычно показываю покупателям. Что именно вы хотели бы приобрести?

— Если можно, то я хотел бы взглянуть и на то, и на другое.