За стеной из диких роз

— Кто там? — спросила девушка, пытаясь бесшумно достать серп из груды корзин, стоявших у входа.

— Мы от Фильбера, — послышалось из-за двери.

— И Его Величества, — добавил второй голос. Аннабелль застыла, нехотя опустила руку с зажатым в пальцах серпом.

— Что от нас требуется? — спросила она. Конечно, ей было известно, от какого Величества прибыл второй гонец, и присутствие его не приносило девушке никакой радости.

— Выходите, Фильбер приказал всем как подобает встретить правителя и его гостей, — говорящий ещё пару раз стукнул в дверь, точно подкрепляя свои слова, так не понравившиеся Анне. Она уже слышала их: тогда почтенные господа, перекрывавшие улицы баррикадами, напрашивались в гости, а потом в лучшем случае выбрасывали хозяев за порог. Анна нехотя успокоила себя тем, что теперь, когда вся страна у их ног, им нечего отнимать в месте вроде Шамони, и приоткрыла дверь. Две рослые фигуры быстрым шагом шли к соседнему дому, там постучались и повторили своё сообщение.

Анна не хотела оставлять пациентку. Состояние Селены не говорило ни о каком улучшении, даже несмотря на то, что женщина исправно принимала лекарства и втирала мази с таким усердием, что Анне впору было начать готовить новую порцию. Женщина таяла на глазах, её кожа приобрела совершенно восковой вид и сделалась почти прозрачной. Казалось, кто-то невидимый вот-вот подожжёт фитилёк из собранных в косу волос и тогда останется считать часы до того, как Селена догорит. Больше всего Анна боялась, что это произойдёт в её отсутствие и она ничего не сможет сделать. Селена тоже боялась. Надежда на выздоровление заняла место прежнего смирения с мыслью о возможной скорой смерти и теперь всякий раз, как женщина думала о таком исходе, холодный страх поднимался в её душе. Она всё чаще просила уединения и с безучастным видом выполняла всё, что говорила Аннабелль. В этот раз она с заботливой улыбкой попросила Анну отвести детей на встречу с гостями.

Девушка хотела отказаться. Воспоминания о таких встречах вспыхивали перед глазами, но рассказать о них девушка не решалась, во-первых, ей не хотелось пугать семью, а во-вторых, ей самой казалось, что вовсе не стоит рассказывать об этих событиях кому бы то ни было. Мало ли, кем её посчитают, когда узнают о её прошлом.

— Может, будет лучше, если я пойду одна, посмотрю, интересно ли там, а потом вернусь за детьми? — осторожно предложила она.

— Там идут Николь и Мишель! — воскликнули не слушавшие её брат и сестра и замахали в окно двум белокурым сестрам, бежавшим с восторженным смехом за такой же белокурой матерью.

Вопрос Анны растворился в нараставшем шуме, девушка тяжело вздохнула и, взяв детей за руки, повела их на улицу. Девушку всё не оставляло чувство вины, ей казалось, что она ведёт их на расстрел, а не на гулянье, и желание повернуть и броситься бегом обратно чередовалось с приступами паники, которые ей с трудом удавалось сдерживать. Самые жуткие вспоминания и чувства точно очнулись ото сна и атаковали сознание девушки, напоминая о себе с такой настойчивостью, точно она должна была радоваться им.

Однако на главной площади действительно готовились гулянья. Из соседних домов выносили столы, скатерти, хозяйки спешили поставить свежий хлеб, кто-то самозабвенно опустошал погреба, чтобы угодить гостям. Гости, пятнадцать рослых мужчин, которых от банды разбойников отличал только более-менее опрятный вид и герб — ястреб, держащий стрелу в серебряных когтях — украшавший их плащи, стояли и наблюдали за тем, как готовится торжество. Некоторые из них присоединились к жителям деревни и помогали им по мере возможностей. Да и выглядели они крайне дружелюбно; в общем-то не имели ничего общего с пожарами и кровопролитием. Чтобы не убеждать себя в обратном, Анна старалась не вглядываться в их лица, а дети, наоборот, смотрели во все глаза, улавливая каждую деталь, манеру походки, а порой и крепкое словцо, мелькавшее то тут, то там.