За сто миллиардов лет до Большого Взрыва

Мальену тяжко давались эти воспоминания. Он ухватил свою окладистую бороду в кулак и молча пропускал ее через пальцы. Взгляд стал пустым и был устремлен куда–то в пространство.

— Здесь нас ожидала неминуемая гибель, — он, наконец, прервал молчание, — и тогда сход решил, что становище должно перебраться в другое место. Куда, никто не знал. Мы полагали, что наказание императора касается только нас. Другие становища имели собственные подземные хранилища воды и вряд ли пострадали от засухи. Но нас бы никто не принял, если только в качестве рабов.

— Разве у вас развито рабство?

— Нет, насколько я знаю, рабов на нашем ярусе почти нет. Но обозники говорили, что есть ярус, где трудятся только невольники, и их эксплуатирует лишь небольшая кучка знати. Было даже восстание рабов, на подавление которого были брошены войска империи.

— Да, дурной пример заразителен, — подтвердил я, имея в виду и попытку своего порабощения.

— На сходе мы выбрали трех сильных мужчин и направили их в качестве разведчиков в сторону гор. Они должны были найти воду.

— Как?

— Наступил период цветения травы, во время которого их верхушки распускаются зонтиком. Перед зонтичной верхушкой имеется округлое утолщение стебля. Обычно оно пустует. Но если в нем есть вода, значит внизу проходит подземный источник. Много таких растений вокруг означает наличие внизу подземного хранилища воды. Здесь можно закладывать новое становище.

— А из чего строить дома?

— Залежи известняка встречаются на нашем ярусе довольно часто. Но даже, если его бы там и не было, наша основная задача была остаться в живых. А жить здесь можно и под открытым небом. Главное, чтобы выжили наши джалмы, а они животные неприхотливые.

— Разведчики выполнили свою задачу?

— Нет. – Здесь Мальен совсем помрачнел. – Мы отдали им почти все запасы нашей воды… Они отсутствовали много дней, а возвратился только один из ушедших. Его звали Жюст…

— Звали? Значит, он уже умер?

— Он жив. Но имя его забыли.

— Почему?

— Вернувшись, он стал нести несусветную чушь. Мол, его спутники погибли, их уволокла в пропасть черная мгла.

— Черная мгла?

— Он так сказал. Конечно, никто ему не поверил, все решили, что он просто бросил своих товарищей в беде. Возможно, на них напали горные люди, ведь разведчики добрались до самых гор и даже прошли по узкому ущелью и вышли с другой стороны гор.

Не это ли ущелье я наблюдал, озирая далекие окрестности своим бинокулярным зрением? Любопытно. Может там и есть вход на другой ярус?

— Что было дальше? – спросил я, перемалывая про себя полученные сведения.

— Обозленные люди приняли решение побить труса камнями в центре площади. Все стали готовиться к смерти. Для организации нового похода не было уже ни сил, ни воды.

— Ты же сказал, что он жив, — как мне не хотелось лишиться ценного источника информации, который мог помочь найти выход с нашего яруса.

— Его пожалели. Все же раньше он был полезным и ничем себя не запятнал. К тому же у людей не было даже сил для расправы с отступником. Его просто выслали за пределы становища, и он живет сейчас там совершенно один, обособленно. Мне кажется, он немного тронулся умом, после того, как вернулся. И его лишили имени.

— Как это?

— Вместо Жюста, его нарекли кличкой.

И Мальен назвал какую–то тарабарскую смесь понятий, составляющих новое имя отверженного. В переводе с земного, оно звучало примерно так: Лгуновралебалаболка. Для краткости будем в дальнейшем называть его просто Балаболом.

— А вы не пытались разыскать тех двоих, или хотя бы их тела? И проверить, что там произошло?

— Да, мы хотели направить еще одну группу, но все вдруг вновь изменилось…

И старейшина рассказал, как буквально вслед за изгнанием незадачливого разведчика, внезапно в колодцы начала возвращаться вода. Жизнь вернулась. Люди ликовали, стали спешно наверстывать упущенное и забыли про досадный инцидент. А затем на одном из сходов, посвященном отводу новых участков для сбора травы, Балабола решили простить и разрешили ему вернуться в становище.

Однако изгнанник, видимо, уже привык к одиночеству и решил остаться за пределами селения. Женой обзавестись не успел. У него, еще с прежних времен, оставалась джалма, правда, доходов с нее он почти не имел, еле сводя концы с концами и ведя полунищенский образ жизни. Иногда он появлялся в трактире, сидел за столом в одиночестве, но ничего не заказывал. Иногда, кто–то из жалости оставлял ему полкружки пива, и он с жадностью его поглощал крохотными глотками. В общем, не жизнь, а существование.

Кстати, по удивительному совпадению, одинокий изгой оказался почти моим соседом. Когда я выбирал участок под свой дом, то обратил внимание на одинокую покосившуюся лачугу, стоявшую неподалеку от каменоломни, за пределами селения.