За строками протоколов

Большой сад на противоположном, северном берегу спускался к самой реке. Это был сад Черкизова. Двор сквозь деревья не просматривался. Ширина реки доходила тут до двухсот метров. Кирсанов довольно толково объяснил, где находилась лодка, когда с нее бросили мешок. Сам он сидел в тот момент на берегу, под кустами тальника. Как раз позади была большая береза, которая четко вырисовывалась теперь на посветлевшем небе.

— Пристань-мосточек, что в саду, видишь, в аккурат за ними была, — пояснил Кирсанов, придерживая лодку у куста.

Медленно, стараясь сохранить взятое направление, двинулись к середине реки. Кирсанов, плавно запрокидываясь назад, ровно и спокойно греб. Он вывел лодку на середину, оглянулся на мостки, посмотрел назад на свой куст и положил весла. Припасенный шест опустил в воду с левого борта, упер его в дно. Лодка ткнулась в него, и ее перестало сносить течением.

— Щупайте! — шепнул Кирсанов.

Васютин вооружился багром и стал шарить по дну. Глубины здесь было не более двух метров. Железо скребло по крупному песку, задевало небольшие камушки. Дно было чистое.

Передвигаясь так с помощью багра и шеста, они метр за метром ощупывали дно.

Очень скоро чуть ниже по течению от намеченной ими линии багор зацепился за что-то мягкое. Васютин осторожно потянул его наверх. В воде груз подавался легко, и скоро на поверхности появился бесформенный ком. Васютин подтянул его к лодке, Кирсанов ловко подвел снизу веревку. Мешок! Лодка накренилась, когда стали переваливать его через борт, ткань оказалась неожиданно скользкой, и мешок чуть не вырвался из рук. Удержала веревка.

Торопливо погребли вниз по течению, к дому. Васютин по профессиональной привычке мысленно набрасывал описание извлеченного мешка: «Мешок фуражный, ремонтированный, имеет неразборчивое клеймение черной краской». Он брезгливо пощупал ткань и сразу же посмотрел на Кирсанова. Из-под пальцев Васютина выдавливалась красноватая жидкость. Кирсанов невозмутимо греб, но тоже поглядывал на мешок и видел, как покраснели пальцы следователя.

Лодка мягко уткнулась в берег. Рассвело. Они принялись вытаскивать мешок: предстояло протащить его шагов тридцать вверх по крутому берегу, к дому. Вода, плескавшаяся на дне лодки, заметно порозовела. Поднимая мешок через борт, оба явственно ощутили выступающие сквозь ткань кости. Молчали, не решаясь вслух высказать одновременно появившуюся мысль...

С необходимыми предосторожностями мешок вскрыли на траве у крыльца. Предположения оказались почти верны: большие куски начинающего вымокать мяса вывалились на траву. Подошла жена Кирсанова.

— Красное какое. Уж не лошадь ли? — сказала она.

— Лосятина. Ясное дело, лосятина, — заметил муж. — Хапуги до леса добрались, им бы только брюхо набить или карман. Оттого и дичь в лесах у нас повывелась. Безобразят...

Да, это была лосятина. Свежая лосятина.

* * *

Черкизов лет на десять старше сестры. Рассматривая фотографию Ольги, Васютин подумал, что брат мог сойти и за ее отца. Но сходство касалось только черт лица. Светлые жидкие волосы еле-еле прикрывали угловатый череп. На полных с синенькими прожилочками щеках — белесая щетина. И глаза — тоже белесые.

Он сидел перед следователем в том же синем ватнике. Черную старомодную драповую кепку положил на диван. Сидел неловко, на кончике стула, и со вниманием прилежного ученика смотрел на Васютина. Слегка наклоняя голову набок, вслушивался в каждый его вопрос.

Да. Лось — это было, верно. Только он подранка добил. Кто-то ранил, а он добил... Всё равно бы пропадать зверю...

...Ошибаются, кто по голове судит, что это пятигодовалая самка, и не пятьсот килограммов мяса он взял, а каких-нибудь двести если, и то хорошо. Не гнить же мясу в лесу...

Продавать? Нет, не продавал. Да и смешно сказать — двести килограммов на две семьи. Какая; тут торговля?

Делили по справедливости, без обиды. Дома уже делили, а доставляли все вместе.

Как? Выносили к реке, а там на лодке по течению. Не тяжело.

Да, ночью.

— Какого числа? — спокойно переспрашивает Черкизов, но к ответу на этот вопрос он не готов и бормочет себе под нос: — какого? какого? Да с неделю этак назад... С неделю, или побольше...

Нет, о гибели сестры своей не может сказать ничего, кроме того, что говорил. Он выходил тогда на дорогу, к лесу, но никого не обнаружил.

Предполагать?.. Что он может предполагать? Многие в деревне злы на них, а злость от зависти... Живут хорошо, так живут ведь своими трудами, в карман к соседям не лезут.

— Больше ничего не можете сообщить?

— Нет.

— Так и запишем.

Черкизов медленно поднялся со стула:

— Мне можно идти?

— Да, пожалуйста, только вот в эту дверь, в дежурную комнату. До свидания.

— Всего хорошего.

Дверь захлопнулась.

Васютин подошел к другой двери; в коридоре ждал Иван Федорович Тарасов, который был вызван вместе с Черкизовым.

Тарасов молча вошел и сел. За два последних дня он заметно осунулся, почернел. Только карие глаза блестели глубоко из-под лохматых бровей. Руки с крупными выпуклыми ногтями неуютно улеглись на коленях.