За строкой приговора…

Было возбуждено уголовное дело. Подозрение в убийстве пало на машиниста Беспалых. Его арестовали, а через месяц выпустили: прокурор города пришёл к выводу, что его вина не доказана. Дело прекратили и отправили в архив, а через шесть лет стёрли с него архивную пыль и вручили мне: дескать, на, голубчик, разбирайся, справедливость должна восторжествовать. Я и стал разбираться.

Ну, как вы сами понимаете, одно дело – расследовать преступление сразу, по горячим следам, и совсем другое – возвращаться к нему через шесть лет. Тем не менее я знаю случаи, когда преступления раскрывались через восемь, десять, а то и двенадцать лет. Да и мне самому, как я вам говорил, приходилось заниматься раньше старыми делами.

Как положено, я наметил несколько версий, но наиболее вероятной мне показалась та, которую разрабатывали мои предшественники. Перелистывая дело, я убеждался, что показания свидетелей в общем совпадают. Следователя подобная однотипность радует: она обычно свидетельствует, что расследование на верном пути. Улики против Беспалых были несколько разрозненны, но вески.

Во-первых, он, как это достоверно установил следователь, находился с убитой в близких отношениях и очень ревновал её. При осмотре трупа в кармане пальто нашли записку без подписи: «Не прекратишь шляться – убью». Графическая экспертиза установила, что написана она Беспалых.

Во-вторых, эксперт научно-технического отдела милиции дал категорическое заключение, что след, обнаруженный рядом с трупом (при деле имелся гипсовый слепок), оставлен сапогом Беспалых.

В-третьих, Беспалых на первых допросах выдвинул алиби, которое рассыпалось как карточный домик. Он утверждал, что приступил к работе в 23 часа, то есть до убийства, а оказалось, что он явился в 23 часа 40 минут в пьяном виде и, сославшись на нездоровье, приблизительно через полчаса ушёл домой.

В-четвёртых, поездной кондуктор Мидлер, который незадолго до убийства заходил в смазочную к Шониной, на допросе показал, что она была в обществе какого-то пьяного молодого человека. Когда следователь показал ему обвиняемого, свидетель узнал его по внешнему виду и рубашке. Другой свидетель. Решетов, видел Беспалых около одиннадцати часов недалеко от места убийства.

И, как венец всех доказательств, в дело было подшито заявление некоего Бурдюкова, который сидел в камере предварительного заключения вместе с Беспалых. Он писал, что Беспалых рассказывал ему и ещё двум задержанным об убийстве Шониной. Что к этому добавить? Пожалуй, только то, что Беспалых знали в посёлке как пьяницу и дебошира и он отбывал в своё время наказание за хулиганство… И тем не менее прокурор дело производством прекратил. Почему? Ответить на этот вопрос я смог только позднее.

Внешность Беспалых привлекательностью не отличалась. Низкий лоб, широкие скулы, тяжёлая челюсть, скошенный подбородок.

Беседа с ним не сгладила, а скорее, усугубила первое впечатление. На допросе он ругал все и вся: начальство, милицию, прокуратуру, убитую… Покойнице, кстати говоря, особенно досталось. «Разве Зинка женщиной была? – разглагольствовал он. – Подорожник. Кто пройдёт, плюнет, а кто и сорвёт. И с Ванькой жила, и с Прокудиным… Пришили её, а я страдать должен».

На вопросы отвечал путано, лгал, изворачивался. Особенно его волновала судьба сапог, которые у него изъяли при обыске. Их направили на экспертизу: рассчитывали найти пятна крови. Крови не нашли, а сапоги основательно попортили. Это больше всего и огорчало моего подопечного. Он подозревал крупное злоупотребление и требовал компенсации, клеймя позором работников милиции и прокуратуры. «Всего, говорит, три раза и обувал… Думаете, в тюрягу загоните – все будет шито-крыто? И там справедливость найду. Законы я знаю…» Уж очень он за справедливость ратовал, подразумевая под ней свои кирзовые сапоги…