За сумеречным порогом

– Нужно попробовать групповую динамику, самоутверждение. Я чувствовал себя недостаточно уверенным. На этой работе с тобой иногда обращаются как с настоящим дерьмом. Но теперь это меня не особенно беспокоит. Я знаю, что делаю нужное дело. – Он поднял руку и показал: – Вот тут. Мой двоюродный брат женился тут пару лет назад.

Церковь находилась от дороги довольно далеко. Она была маленькой и старой. «Колокольня в норманнском стиле», – подумала Кэт, вызывая в памяти свои знания из школьного курса по истории архитектуры. Вытянутые окна размещались в алтарной части и казались совершенно неуместными, цементная штукатурка на стенах кое-где осыпалась. Церковь, как большинство церквей, была ветхой, а кладбище перед ней – запущенным.

Справа стоял современный кирпичный дом викария. Через дорогу располагался ряд каменных коттеджей, а за церковным кладбищем находилось маленькое современное кладбище, и некоторые коттеджи своей тыльной стороной были обращены к церковной стене.

Они остановились позади полицейской машины и темно-зеленого фургона. Других машин не было, как и репортеров. Мужчина в рабочем комбинезоне стоял на лестнице и мыл высокие окна в алтаре.

Внутри у Кэт все сжалось. Обычно в начале любого своего задания ей хотелось поискать что-то такое, чем еще никто не успел воспользоваться, – свидетеля, или жертву, или прохожего, которого не успели расспросить, хотелось взглянуть на все под другим ракурсом. Но сегодняшнее задание было ей неприятно, она надеялась, что тут ничего не произошло и ниточка, которую им дали, окажется ложной. Эдди открыл дверцу, и в машину ворвался порыв холодного ветра. Он взял с заднего сиденья два своих «никона» и длинные фокусные объективы и повесил их себе на шею, потом уставился на небо и произвел в уме какие-то вычисления, бормоча с сомнением: «Два и восемь». Сняв колпачок с объектива одного из фотоаппаратов, он установил световой фильтр и внимательно изучил каменные коттеджи через дорогу.

– Никогда не фотографировал эксгумацию, – сказал он. – Вот пару трупов – да, пришлось фотографировать. Самое лучшее в них то, что они не двигаются.

– О господи! – воскликнула Кэт. Сильный порыв ветра разметал ее волосы.

Она увидела голубой щит и наклеенное на нем объявление с указанием времени служб в церкви, под ним подпись викария: «Преподобный Нейл Комфорт».

– Подходящее имечко для викария, – заметил Эдди.

Они прошли на кладбище. Оно было старое и неприбранное, многие надгробия накренились, некоторые обросли мхом и лишайником, на других почти стерлись надписи.

– Современное кладбище сзади, – сказал Эдди.

Кэт смотрела на могилы с чувством неловкости. Кладбища пугали ее. Она шутя говорила, что после смерти станет донором – пожертвует во славу науки свои органы, но по некоторым причинам не составляла завещание – ей не хотелось думать о том, что она смертна. Она старалась не зацикливаться на мысли о смерти, возможно, потому, что ей часто приходилось сталкиваться с ней по работе: тела, извлеченные из покореженных машин, рыдающие вдовы; попытки раздобыть фотографии у убитых горем родителей. Иногда трагедии других людей значили для нее так же мало, как имена на могилах, мимо которых она шла сейчас, и тогда Кэт пугалась, уж не стала ли она слишком бесчувственной, слишком толстокожей. Но как-то ее отправили брать интервью у четырехлетней девчушки, умирающей от лейкемии, и остаток дня она провела, борясь со слезами.

Идя по мощеной дорожке через старое кладбище, они миновали высокое тисовое дерево, ветки которого бились о стену. Ветер гнал перед ними стайку сухих листьев.

– Обычно вокруг кладбища сажают тисы, чтобы отогнать злых духов, – сказал Эдди.

– Это из них делают крикетные биты?

– Да не из них, а из ивы. Господи, ну и тупые же вы, янки! Ты сколько лет тут живешь?

– Десять.

– И до сих пор не знаешь, из чего делают крикетные биты?

Кэт усмехнулась, но, когда они обошли церковь и увидели полицейского в форме, лицо ее помрачнело. Полицейский стоял перед белой веревкой, которая огораживала кладбище позади него, крошечное опрятное кладбище с потемневшими по-осеннему березами по краям. Виднелись ворота, поперек которых тоже были протянуты белые веревки, одна из них отшпилилась и болталась, как хвост у воздушного змея.

Кэт уже успела познакомиться с некоторыми местными полицейскими, но этого она видела впервые. Молодой, с враждебным и скучающим взглядом. Она протянула ему свою пресс-карту; с легкой презрительной усмешкой он взглянул на фотоаппараты у Эдди на шее.

– Никакой прессы, – заявил он.

Порыв ветра слегка приподнял его фуражку, и он натянул ее поглубже.

– А кто же допускается? – спросила Кэт.

Позади, ближе к концу кладбища, двое мужчин растягивали импровизированную зеленую ширму, вбивая колышки, как будто ставили палатку. Ширма дико хлопала на ветру, и им приходилось туго. Полицейский устремил взгляд поверх Кэт, словно ни ее, ни Эдди рядом не было.

– Ну так как, старик, – вступил в разговор Эдди, – кому разрешается присутствовать?

– Кому надо. – Полицейский, как часовой, молча продолжал смотреть вперед.

Кэт начала злиться.