За свободу Испании

Однако первая попытка реализовать решение успехом не увенчалась. Анархисты упрямо продолжали свое неповиновение, демонстративно не явились на огневую позицию по сигналу «Воздушная тревога». Обстановка в батарее продолжала оставаться нетерпимой по вине анархистов. Что делать? Идти ли по пути дальнейших уговоров и агитации или принимать более решительные меры, но какие? Страна и ее обычаи мало пока знакомы, не наломать бы дров... Хотелось посоветоваться с Цюрупой, но он уехал с Николаем Николаевичем Вороновым в Мадрид. Обстановка там все более усложнялась.

Тогда, в дни пребывания в Альбасете, моим друзьям-соотечественникам еще не были известны многие детали боев за Мадрид. Ожидать возвращения Цюрупы в скором времени не приходилось. Надо принимать решение самостоятельно, на свой риск, руководствуясь классовым чутьем. С согласия командира батареи я предложил посоветоваться с коммунистами, как изменить положение дел с дисциплиной. Теперь, с получением нового пополнения, их было сорок человек — больше половины личного состава. На них и предстояло опереться. Но как сломать сопротивление анархистов, как укрепить батарейный коллектив, пораженный ржавчиной неповиновения? Так был поставлен вопрос перед коммунистами.

— Давайте расстреляем хотя бы одного, самого злостного анархиста за нарушение решения батарейного собрания,— предложил один из вновь прибывших коммунистов.— Если надо, я выполню это поручение и рука у меня не дрогнет. Сейчас идет война с фашистами не на жизнь, а на смерть, и кто противится народу, его интересам, тот должен быть беспощадно уничтожен,— добавил он.

— Как думают остальные компаньерос? — задаю вопрос коммунистам.

— Мы думаем так, как сказал камарада Хосе. Сколько можно нянчиться с анархистами?

— Компаньерос, мое предложение такое,— обратился я к партийцам.— Объявить всему личному составу, особенно анархистам, что впредь за неповиновение и невыполнение команд, приказаний и распоряжений виновные будут отчисляться из батареи и предаваться военно-полевому суду.

Одобрительный гул голосов, аплодисменты говорили о согласии батарейного актива.

— Если и на этот раз анархисты не явятся на построение,— предложил я,— то надо выделить надежных людей, которые силой заставят их выполнить команду.

Минут через пятнадцать батарея в полном составе, включая анархистов, стояла в строю. Командир назвал фамилии нескольких наиболее активных демагогов-анархистов, которым приказал выйти из строя, объявил им, что они списываются из состава бойцов батареи и могут пойти к черту и вообще на все четыре стороны, будучи злостными нарушителями дисциплины, а остальных анархистов предупредил, что по принятому на батарейном собрании постановлению впредь они будут предаваться военно-полевому суду за нарушение дисциплины и неповиновение командирам. Громкими возгласами «Оле!» (браво), «Вива диссиплина революционариа!» батарейцы дружно поддержали своего командира. С этого дня в жизни подразделения наступил решительный перелом: были отремонтированы неисправные орудия, начались систематические тренировки по огневой службе, занятия по изучению боевой техники, строевой подготовке. Моей деятельной помощницей оказалась переводчица Женя. Она выполняла со всем старанием не только свои прямые обязанности, но и учила меня испанскому языку в короткие перерывы между моими занятиями с бойцами. Изменилось и поведение анархистов: теперь по сигналу «Воздушная тревога» они быстрее всех бежали на огневую позицию и беспрекословно выполняли все приказания.

Все это, однако, не проходило гладко и безболезненно. Приходилось преодолевать укоренившиеся среди людей привычки, внутреннее сопротивление анархиствующих элементов, требовались терпение, большая выдержка при обучении хотя и добросовестных, но малограмотных бойцов. Надо было готовить и командира батареи, который имел слабую военную и специальную подготовку. Весьма осторожно, не задевая их чувства собственного достоинства, я старался отучить людей от легкомысленных взглядов на боевую готовность. Стоило, например, известных усилий убедить командира батареи в необходимости круглосуточного дежурства боевых расчетов на огневой позиции.

У меня с Аугустино Эрнандесом с первого дня установились хорошие, товарищеские отношения, и я повел с ним деликатный разговор о боевой готовности. На мое предложение об организации круглосуточного боевого дежурства командир батареи ответил, что людям нельзя круглые сутки не спать, что здесь, в Альбасете, не фронт, а тыл, пока фашистские самолеты сюда долетят, батарея успеет подготовиться к их встрече огнем и обойдется без круглосуточнoro дежурства.

— Ну, хорошо, компаньеро Аугустипо, может быть, ты и прав,— повел я с командиром батареи дипломатический разговор.— Но давай возьмем карандаш, листок бумаги, сделаем небольшой расчет и определим, каким временем будет располагать твоя батарея, если фашистские самолеты полетят сюда с ближайших к нам аэродромов, скажем, из Кордовы.

— Согласен, давай считать, — ответил Аугустино и, посмотрев на карту, добавил: — До Кордовы будет 200 километров.