За свободу

— Нет, это касается как будто и нас, — возразил приор. — Тут написано: «Ко всем курфюрстам, князьям, графам, баронам, рыцарям, воинам, амтманам, шультгейсам, бургомистрам, членам магистратов, сельским старостам и общинам».

— Ух ты! — крикнул юнкер фон Финстерлор, но гофмейстер и доктор права Себастьян фон Ротенган заметил:

Курфюрст Фридрих Саксонский

С гравюры Альбрехта Дюрера

— Да это обращение ко всей немецкой нации, по всей форме, как будто от настоящего имперского сейма!

— Давайте послушаем, — сказал соборный декан маркграф Бранденбургский и начал читать: — «Поелику всем и каждому известно, что цеховые, торговые и прочие люди, проезжающие по дорогам империи, нередко подвергаются умерщвлению, а также всяческим обидам и притеснениям, как-то: ограблению, нанесению ран, обрезанию ушей, вымогательству под пыткой и задержанию в целях выкупа; поелику известно также, что беднота — простой народ — обременена непосильной барщиной, оброками, поборами и прочими тяготами и столь безбожно ограблена своими господами, что великое множество крестьян с их детьми ввергнуто в жесточайшую нужду…»

Ропот, послышавшийся среди рыцарей и юнкеров, перешел в яростные крики и проклятия по адресу «обнаглевшего мужичья». Манифест задел их за живое. «В огонь! В огонь!» — кричали они. Но каноники молчали, переглядываясь с тайным злорадством. Приор, тоже побагровевший от злобы, выжидал, пока уляжется буря, затем поднял руку, призывая к спокойствию, и продолжал читать:

— «…и поелику известно также, что, к нашему глубокому прискорбию, некоторые духовные и светские владетели, уговорившись между собой, вознамерились лишить своих подданных пищи духовной — божественного слова святого евангелия и, открыто защищая лживые, противные священному писанию учения, воздвигли гонения на праведных христианских наставников, заточают их в темницы и со свирепостью истых тиранов проливают их кровь…»

— Наглая ложь! — воскликнул декан Гуттенберг.

— «…то, дабы искоренить сии нетерпимые злоупотребления и положить предел сим пагубным козням, а также памятуя, что всемогущему богу надлежит повиноваться более, чем людям, мы объединились во имя божие и в защиту святого евангелия и для сохранения мира и справедливости заключили между собой братский и дружеский союз. Мы стремимся восстановить и утвердить лишь то, что нам повелевает слово божие, и уничтожить лишь то, что ему противно. И на этом мы будем стоять твердо, не щадя своей жизни, чести и достояния. Вместе с тем мы порешили истребить все до единого замки, эти разбойничьи гнезда, причиняющие столь великий ущерб цеховым людям и общинам, дабы обеспечить безопасность на сухих и водных путях, и, с божьей помощью, уже немало преуспели в этом деле. Посему мы обращаемся к вам со всеподданнейшей и покорной просьбой оказать нам всемерную помощь и поддержку в сем христианском начинании нашем и не чинить нам препятствий ни делом, ни словом, ни иными путями».

Приор отложил в сторону листок. Все молчали, словно подавленные тяжестью обвинений и устрашенные мощным голосом народного суда, прозвучавшим с такой силой в этом манифесте. Они избегали даже смотреть друг на друга. Только чистая совесть может смотреть правде в глаза. Ганс фон Грумбах проворчал, глядя в свой кубок:

— Узнаю птицу по когтям. Это Гейеровы[126] когти!

И он не ошибся. Это Гейер настоял на том, чтобы в ответ на неслыханную жестокость князей и их военачальников, беспощадно расправлявшихся с восставшими, крестьяне разорвали бы перед лицом всей нации сеть гнусных наветов и обвинений, лжи и клеветы, которой враги неустанно оплетали крестьян. Замысел принадлежал Флориану Гейеру, исполнение — брату Амвросию.

В тот самый день, когда крестьянство обратилось ко всей немецкой нации с манифестом, который, как трубный глас, прозвучал на всю страну, Ганс Кольбеншлаг из Мергентгейма проследовал во главе пятитысячного войска за евангелической ратью в Краутгейм. Еще раньше Грегор из Бургбернгейма выступил со своим отрядом против маркграфа Казимира на Виндсгейм, а Большой Лингарт с ротенбуржцами двинулся в Эндзее и расположился там лагерем, чтобы зайти во фланг маркграфу, беспощадно истреблявшему своих собственных подданных. Одновременно бильдгаузенский отряд направился к северу, чтобы, соединившись под Мельрихштадтом с мейнингенцами, дать отпор графу фон Геннебергу и маркграфу Гессенскому. Кряжистый, упорный Иоганнес Шнабель был самым подходящим человеком для борьбы с Геннебержцем.