За свои слова ответишь

А если и появится какая-нибудь живая душа, так это будет санитар Хер Голова.

И действительно, Грязнов может ему что-нибудь сказать, и тогда ей мало не покажется. Она поняла: здесь хозяин Грязнов и, что бы она ни говорила, никакие аргументы на него не подействуют.

– Ну, погоди, Грязнов, случится и на моей улице праздник! – она резко расстегнула замок на брюках Грязнова.

– Вот это другое дело, вот это мне больше нравится.

Затем принялась расстегивать ремень.

– Не спеши, – сказал Грязнов, – все надо делать не торопясь, вдумчиво. Ведь ты же умеешь, правда?

Анна молча опустилась на колени. Грязнов откинул голову на спинку кресла.

– Вот так лучше будет. Ведь всегда, Анна, можно договориться, и сразу же всем станет хорошо, правда?

Анна работала молча, словно все происходило на вокзале, а она была не Анной Шнайдер, женой немецкого фабриканта, а самой затрапезной вокзальной шлюхой, которая согласна делать минет за десять баксов любому встречному.

– Вот, видишь, как все хорошо, как все здорово.

Зазвонил телефон, настойчиво. Грязнов взял трубку, поднес к уху и сказал:

– Ну, кто там?

– Это я, Валера, – Грязнов узнал голос Кощея.

– Ну, я тебя слушаю, Григорий.

– Хочу сказать тебе спасибо.

– Спасибо, дорогой, не отделаешься, его на хлеб не намажешь. А вот сегодня часика в три к тебе подъедет мой человечек, так ты лучше отблагодари его.

– Денег?

– Ага, денег. Немного, пару штук, и я буду доволен.

Знаешь, дело было сложное, очень сложное, провернуть его было нелегко… Ой! – вздохнул Грязнов.

– Ты чего? – спросил у него Кощей.

– Да ничего, все нормально, просто нога затекла.

– Ты так дышишь, Валера, словно тебе массаж делают.

– Ага, делают, и, надо сказать, неплохо – вакуумный.

Старательная массажистка у меня, ой старательная! – он отключил телефон, левой рукой взял Анну за волосы. – Не торопись, не торопись, у нас полно времени, у нас много времени. А то ты спешишь как на пожар, Шнайдер-то никуда не убежит, ему здесь еще две недели кантоваться.

Представляешь, Анна, две недели! И каждое утро ты будешь приходить сюда же делать мне массаж, согласна? Вот и хорошо, что согласна. Твое молчание я воспринимаю как утвердительный ответ, правда?

Наконец все было закончено. Анна брезгливо отстранилась, Грязнов ее не удерживал.

– Ну вот, хорошая девочка.

Грязнов поднялся, подошел к умывальнику и принялся подмываться. Затем он застегнул молнию брюк.

– Ты губы вытри, а то помада размазалась.

Анна тыльной стороной ладони вытерла губы.

– А ты мразь грязная! – сказала она, вставляя ключ в дверь.

Глава 15

Толян подогнал джип к черному ходу, сидел, курил и ждал. Ведь так сказал ему Грязнов. Предстояла поездка в город. Сам же Грязнов обещал появиться минут через десять-пятнадцать.

У Комбата шла страшная ломка. Его крутило так, как никогда до этого. В коридоре раздались шаги. Рублев запрокинул голову, на четвереньках пополз к двери.

Рублев уже знал, что наркотик приносит не только облегчение, но и ужас, страх, который невозможно перебороть. Он разъедает волю, как соленая вода разъедает железо. И каждый раз, когда ему вкалывали дозу, он готовил себя к встрече с новыми ужасами, рожденными его разумом. Но с ужасами можно бороться лишь тогда, когда знаешь, что тебя ждет впереди. Видения же сменялись непредсказуемо.

Когда Рублев готовился к пыткам, ему виделось, что его живьем зарывают в землю и он, обдирая ногти, ломая пальцы, пытается выбраться из душного гроба, задыхался, ловил ртом последние остатки пригодного для дыхания воздуха. И он умирал для того, чтобы снова очнуться и понять, что все то, что ему привиделось, – это плод его воображения, болезненного, уже тронутого наркотическим дурманом.

Разительным был контраст, когда от эйфории, парения, ощущения своей мощи Комбат падал в бездну страданий и страха. Наверное, именно так представляли себе ад его предки.

Рублев не понимал, когда открыл глаза, сон это или явь, настолько яркими были ощущения, все до единого: запахи, звуки, свет.

«Я в бреду или наяву?» – подумал Рублев, осматриваясь в комнате, лишенной окон.

Скрипнула дверь, и вошел Хер Голова, безобразно лысый, с гнусной улыбкой, но в то же время появившийся как желанный гость, потому что в пальцах сжимал маленькую стеклянную ампулу и упаковку одноразового шприца.

– Хочешь дозу? – с издевкой поинтересовался Хер Голова, сверкнув ампулой.

Рублев не понял сам, как это произошло, но у него с губ сорвалось:

– Да!

– А вот и нет, – склонив голову к левому плечу, прохрипел Хер Голова и двинулся на Комбата.

Если до этого он казался Рублеву человеком нормального роста, то, чем ближе подходил, тем больше становился. Щеки его надувались, синие круги под глазами наливались кровью, выпячивались.

– Дозу! Дозу! – просил Комбат.

И тут Хер Голова остановился. Затрещали изношенные нитки белого халата. Санитар тяжело задышал, из его рта потекла липкая, как клей, пена. Он медленно опускался на четвереньки.

– Я! Я доза! – голосом, в котором оставалось мало человеческого, прохрюкал Хер Голова.