За тайнами Плутона

«Неужели Вы, видевший большие площади Внутренней Азии, также все еще сомневаетесь в правильности эоловой теории (она уже вполне заслужила термин — теория) и считаете ее только одним из возможных объяснений генезиса этой пылевой почвы? Сколько же десятилетий полевых работ геологов нужно еще ждать, чтобы географы признали эоловую теорию единственно правильной, вполне объясняющей генезис лесса. Ведь прошло уже 56 лет с тех пор, как Тутковский (П. А. Тутковский — геолог, палеогеограф, академик АН Украинской ССР. — А. Ш.) вполне правильно выяснил пылевой генезис украинского лесса в связи с ледниковым периодом! Сколько лет географы и почвоведы, мудрствуя лукаво, будут сомневаться в правильности эоловой теории, замалчивать ее или стараться находить еще какое-нибудь выдуманное объяснение, как «облессование»…

Я полагаю, что географам уже пора признать полную правильность эоловой теории, которая на основании уже многочисленных точных наблюдений в многочисленных местностях установила пылевой генезис неслоистого лесса и естественный переход его, при переносе водой, в лессовидные суглинки разного качества.

Сейчас заканчивается съемка кинофильма в Туркмении, и Вы осенью увидите на экранах Москвы разновидности лессовых толщ из Средней Азии и их связь с песчаными пустынями, доставляющими эту пыль на окаймляющие степи. И неужели, глядя на эти картины больших толщ пылевидных и водно-пылевых почв, Вы все еще будете сомневаться в точности эоловой теории и искать другие объяснения их генезиса?

С сердечным приветом В. Обручев».

Это письмо, датированное 6 июня 1955 года, адресовано Эдуарду Макаровичу Мурзаеву — доктору географических наук, известному исследователю Центральной и Средней Азии. Сам Эдуард Макарович считает себя учеником Владимира Афанасьевича, они всегда оставались в добрых, дружеских отношениях.

Заметьте, сколь непреклонен Обручев в своем письме, и в то же время сколь сердечен. Замечательный пример высокой этики научной дискуссии!

Когда пришла к Владимиру Афанасьевичу литературная известность (наверное, можно сказать, литературная слава), хлынули потоком письма читателей — сотни, тысячи.

«Плутония», «Земля Санникова» в равной степени увлекали и детей и взрослых.

«Глубокоуважаемый Владимир Афанасьевич! — писал из Перми профессор Г. А. Максимович. — На днях купил несколько книг и в том числе Ваш роман «Земля Санникова». Книга пролежала у меня несколько дней. Вчера, закончив последний курс в этом полугодии, я открыл ее. Открыл и положил ее в 4 утра, закончив чтение. Несмотря на наличие многих дел, которые были намечены на вечер, я все забыл, так был увлечен.

Увлекательнейшая книга получилась у Вас, Владимир Афанасьевич! Литература должна пожалеть, что Вы не писатель.

Не будь я геологом, я бы тоже пожалел. Однако сознание важности Вашей роли в создании нашей отечественной геологии заставляет меня только поздравить Вас с блестящим успехом на новом поприще научно-фантастической литературы.

Извините, что побеспокоил Вас своим письмом, но оно получилось невольно, утром под впечатлением прочитанной книги».

Еще одно из «взрослых» писем хочется процитировать потому, что высказанную в нем идею и сейчас еще не поздно осуществить:

«Уважаемый т. Обручев.

Недавно я с Вашей экспедицией совершил путешествие в Плутонию. Меня оно очень увлекло, но было досадно, что в действительности не придется совершить подобного путешествия, и поэтому мне захотелось Плутонию вытащить на свет божий.

Почему бы не просить Моссовет помочь в этом деле?

Примерно в Химках создать громадный парк с бассейнами, пещерами, гейзерами, громадными пластами древнейших пород, которые свойственны Вашей Плутонии, и заселить этот древний парк обитателями давно минувших тысячелетий — из бетона, из мрамора. Пусть они разевают из разных углов этого парка страшные пасти. Пусть этот мрамор извивается в предсмертных судорогах неравной борьбы, и пусть у человека мурашки ползут по коже.