За тебя, Севастополь!(Из цикла «Черноморская одиссея»)

…Приказ, врученный в штабе Черноморского флота командиру бригады, был краток: выйти из гавани засветло, в течение ночи обогнуть Крым и достичь порта назначения, расположенного там, где выжженное плато и необозримые пастбища Западной Таврии сливаются с черноземными степями Украины. Гавань Скадовска, куда предстояло за ночь добраться катерам, по общему плану действий должна была стать маневренной базой в момент, когда армии Третьего украинского фронта займут Одессу, а войска Четвертого украинского перейдут в наступление через Сиваш, Перекоп и Турецкий вал. Освобождение Одессы означало полную изоляцию фашистских гарнизонов на территории Крыма: в их распоряжении оставалась только морская коммуникация. Оборвать ее, уничтожая на ней вражеские караваны, поручалось Черноморскому флоту, в частности его авиации и торпедным катерам. Для этого последним и надо было заблаговременно пройти неприметно для противника мимо захваченных им берегов, мимо его дозоров, минных полей и прочих препятствий.

Мартовским днем, в штормовое ненастье, когда торпедным катерам полагалось отстаиваться у причалов базы, командир бригады капитан 2 ранга Виктор Трофимович Проценко, разделив ее на два отряда, повел первый из них вокруг оккупированного фашистами Крыма.

Переход длился свыше суток. Все это время, и днем, и ночью, катерники бодрствовали, не сменяясь ни на минуту. Командиры не выпускали штурвалов из рук, радисты не снимали наушников, мотористы не отходили от рычагов управления механизмами, а боцманы коченели на ветру, в тумане, в дождевой слякоти возле пулеметных турелей. Многое было на пределе — работоспособность моторов, которые никогда до тех пор не испытывали такого напряжения, запасы горючего, принятого на борт сверх всяких норм и за неимением других мест размещенного в торпедных желобах. Да, катера шли без своего главного оружия: вместо длинных, серебристо-коричневых от смазки торпед в желобах находились куцые контейнеры с бензином.

Несчастье стряслось под вечер, когда кавказское побережье осталось далеко позади.

Катера мчались против зыби, как перемещавшийся наперерез волнам и ветру острый продолговатый плавник гигантской касатки, рассекавший море пунктирами бурунов. Серые корпуса были неразличимы в облаках брызг и пены, однако Проценко быстрее, чем кто-либо на флагманском катере, заметил неладное.

Эффектное зрелище согласованного движения многих кораблей мгновенно исчезло, едва из строя вырвался и вдруг завертелся бурун катера лейтенанта Гиршева.

Лицо Проценко вытянулось.

— Подвел-таки ветеран! Чинили, чинили, а все мало… Стоп моторы! — приказал он и крикнул, склонясь к распахнутой дверце радиорубки — Запросите Гиршева! Судя по его пируэтам, рули отказали!

Спустя минуту радист доложил ответ Гиршева. Лейтенант сообщил, что лопнул штуртрос.

С ожесточением и досадой Проценко разглядывал злополучный катер. Задержаться, пока на нем починят штуртрос, было нельзя: корабли уже миновали траверз Феодосии и вступили в пределы самой опасной зоны, которую надо было пройти за ночь. Отправить катер своим ходом обратно— все равно, что бросить его на произвол судьбы; не лучше, если оставить его на месте на время ремонта, а самим продолжать путь. Вдобавок, и то, и другое, и третье могло раскрыть врагу тайну перебазирования.

— Передайте Гиршеву: приготовиться к затоплению. Личному составу перейти на катера…