За тех, кто в дрейфе !

Полярный день, круглые сутки солнце, хоть загорай, если нет ветерка, а лето на дрейфующей станции было для Семенова худшим временем года. Не только потому, что сырость одолевала, проникала в домик, в одежду, в постель, но и потому, что случись беда - самолеты летом не выручат. Некуда им сесть, самолетам. Ну, покружатся, сбросят почту, посочувствуют крылышками - и обратно. В летнее время полярник на дрейфующей станции оторван от Большой земли почти что как в Антарктиде, и эта оторванность, бывает, кое-кому действует на нервы, особенно первачкам. Их на станции трое: радиофизик Кузьмин, локаторщик Непомнящий и радист Соболев.

Как только полеты закончились и появилось свободное время, Непомнящий, лучший на станции художник, по заказу доктора расписал стены медпункта. Можно было бы обвинить Владика в излишнем натурализме, но женщины на станции отсутствовали, и протестовать было некому. Правда, мученик-пациент, в ягодицу которого чья-то безжалостная рука вгоняла чудовищных размеров шприц, был очень похож на Филатова, но Веня втихаря приделал мученику усы и бороду, после чего тот стал сильно смахивать на метеоролога Рахманова.

Семенов вытер сапоги о половичок, усмехнулся при виде прибитой к двери клизмы с табличкой "Сделай сам!" и через тамбурчик вошел в медпункт. С утра Бармин затеял профилактический осмотр, и приглашенные расположились на стульях и нарах, подавая доктору советы.

- Не исцарапайся о его ребра!

- Переводи дистрофика на усиленное питание! Дистрофик, он же повар Валя Горемыкин, поглаживал упитанный торс и благодушно огрызался:

- Заморыши! Неделю на манной каше сидеть будете!

- Помолчи, сын мой, - попросил Бармин. - Дыши... Не дыши. - Похрюкай два-три раза, вот так... На что жалуемся? Может, нужно чего оттяпать? Ну, одевайся, кормилец.

- Береги себя. Валя, - с любовью сказал Филатов. - Сам знаешь, то да се, подвижки льда...

- С чего обо мне такая забота?

- Как с чего? Ты же наш аварийный запас!

- Вот еще, - скривился Непомнящий. - Я верблюжатину не ем.

- Запомним, запомним, - одеваясь, мстительно проговорил повар. - Когда ты дежуришь, в пятницу? Будем делать котлеты.

- Прости, отец! - Непомнящий рухнул на колени. Худшим наказанием для дежурного по камбузу было крутить огромную, как лебедка, мясорубку. - Бес попутал!

Семенов тихо посмеивался в углу.

- Эй, на галерке! - прикрикнул Бармин, - Веня, раздевайся до пояса.

Филатов с готовностью спустил штаны.

- Может, выпороть мерзавца? - раздумчиво произнес Бармин, расстегивая ремень.

- Ах, до пояса, - догадался Филатов, поспешно натягивая штаны. - Так бы и сказал, что интересуешься верхней частью клиента. Дышать или не дышать?

- Потише, симулянты! - рявкнул Бармин, стягивая руку Филатова жгутом. Так... Сто на шестьдесят, упадок сил, будем тебя спасать. На завтрак дополнительное куриное крылышко, на ночь - питательный клистир. Не дыши... Покажи горлышко, а-а-а! Ах, какой у нас плохой зубик, дырочка в нем нехорошая... Болит?

- Ы-ы, - болезненно промычал Филатов. - Не трогай!

- Почистим зубик, пострел ты этакий. - Бармин погладил Филатова по всклокоченной черной шевелюре. - Хочешь послушать, как у дяди-доктора машинка работает?

- Зря с ним связываешься, Веня. - Дугин достал из кармана плоскогубцы. Давай я по-нашему, по-простому.

- Еще раз открой ротик. - Бармин вытащил из ящика стола коробочку. Скушай витаминчик, детка, и беги играть.

Тут же послышался шорох и из-за печки выполз Махно. Началось любимое всеми представление. Бармин потряс коробочкой - безотказный прием, превращавший Махно в отпетого подхалима. Он тут же сотворил стойку и замер с раскрытой пастью и затопленными елеем глазами: необходимое условие для получения волшебного лакомства, которое Махно любил больше всего на свете.

- Слабовато, - придрался Бармин. - Нет священного трепета.

Огромный Махно напрягся и по-щенячьи взвизгнул.

- Теперь то, что надо, - удовлетворился Бармин и швырнул в подставленную пасть два шарика. - Все, граждане, поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны.

Люди стали нехотя расходиться. Медпункт на станции был филиалом кают-компании, посещаемый тем более охотно, что хорошие фильмы уже по нескольку раз смотрели, а на остальные почти никто не ходил. Вот и тянулись люди к доктору...

- Как ребята? - спросил Семенов.

- Бизоны! Вот залечу Вене клык, и можно закрывать лавочку. Раздевайся, Николаич.

Личным составом Семенов был доволен.

За полгода до описываемых событий его вызвали в кадры института. Все тот же Муравьев, старый и совсем седой, но по-прежнему цепко державший кадры в сухих, изломанных артритом руках, неодобрительно взглянул на Семенова.

- Болтаешь много, Сергей.

- О чем? - Семенов пожал плечами.

- Того не возьму, этого не возьму... Кого дам, того и возьмешь! Вот тебе список, знакомься.

Семенов мельком взглянул на список.

- Людей, Михаил Михалыч, я буду подбирать сам.

Муравьев с силой ударил кулаком по столу.

- Возомнил! Думаешь, свет на тебе клином сошелся! Иди!

Семенов круто повернулся, пошел к двери и услышал: