За Тихим Доном (СИ)

— Начинается, — закатываю глаза. — Кстати, кто-то давал неделю на развитие наших отношений. Она вот-вот закончится.

— Так она ещё не истекла, у меня есть сутки, — играет бровями.

Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на груди, в лифе от бикини. Закусывает нижнюю губу. От его взора меня пронзает какой-то импульс, и я сжимаю ноги.

С каждым днём рядом с ним моё желание отдаться ему всё сильнее. Иногда я готова завыть от этого. Какой-то нездоровый голод внутри...

Хочу оказаться в его руках, снова ощутить сжигающие поцелуи, рушащие преграду между нами. И, простите меня, хочу почувствовать его в себе.

Желание настолько накрывает, что даже во сне мне снится, как мы занимаемся любовью. Страстно... Жарко...

Вчера утром он спросил, почему я так громко стонала во сне. А я даже не нашла ответа на его вопрос. Что ему сказать? Мне приснился наш секс, и я там кончила. А я реально почувствовала оргазм, когда проснулась от внезапности ощущений. Если во сне так... То, что в жизни со мной будет? Я умру от удовольствия? Такое возможно?

Но днём я цепляю маску недоступности и стараюсь его к себе не подпускать. Не всегда получается, и он временами может меня погладить или поправить волосы. И я впадаю в дикий восторг от этих телодвижений, но на этом всё...

Шолохов прячет лицо в руки и перестаёт шевелиться.

Его крепкая спина постепенно высыхает и даже на шортах, в которых он купался, появляются сухие пятна.

Протягиваю руку и не торопясь прогуливаюсь пальцами, как маленькими ножками, по его лопатке. Чувствую лёгкое вздрагивание мышц под своей рукой.

— Маша...

— Извини, не удержалась...

Прячу руку между ног.

— Мне нравятся твои порывы, — переворачивается лицом ко мне. — Маш, признайся, ты поменяла обо мне мнение? Теперь я тебе нравлюсь?

— Это не оправдывает твой поступок.

— У меня не было другого выхода. Если бы ты вышла замуж, то мне бы пришлось признать своё поражение и уйти, оставив тебя с человеком, которого ты не любишь. Я не мог себе этого позволить. Люби ты его, я бы и пальцем не пошевелил, чтобы помешать тебе стать счастливой.

— Раньше ты был чокнутый, а теперь странный...

— Расту... Взрослею, — смеётся.

Неожиданно садится и смотрит куда-то на другой берег озера. Прослеживаю за его взглядом.

На том берегу пьют воду олениха с оленёнком. Она очень крупная, а он наоборот маленький, скорее всего, примерно месяц от роду.

— Живая, — улыбается. — И снова мамой стала.

В глазах такой живой огонь и нежность, будто старую хорошую знакомую встретил.

— Ты её знаешь?

— Да, лет десять назад дед нашёл Марусю совсем маленькой, браконьеры убили мать, а её бросили. Он выходил, выкормил. А потом отпустил. Первое время она часто возвращалась домой, а потом пропала. Дед весь лес обшарил в её поисках. Оказалось, что она просто решила стать матерью, а в этот период они стараются избегать контакта с людьми. Боятся.

— Маруся? — посмеиваюсь. — Как ты её узнал?

— Пятно на боку. Шерсть немного светлее. Она маленькой спалила шерстку о горячую дверцу печки. Я думал, она уже погибла или убили, давно не было видно...

— Наверное, это добрый знак.

— Надеюсь. Хочешь, кое в чём признаюсь? Только не смейся! — смотрит загадочно.

— Давай, интересно, — села, поджав под себя ноги.

— В детстве я представлял, что Маруся не просто олень, а заколдованная девушка. У неё были такие глаза... Иногда она плакала. Думал, вырасту и обязательно расколдую, чтобы она радовалась.

— Боже, ты перечитал сказок, — посмеиваюсь над ним.

— Просил же не смеяться.

— Ты влюбился в оленя. Шолохов, ты не просто извращенец — ты зоофил, — смеюсь громко, чем спугиваю животных, и они убегают в лес.

— Ну, Клинская, зараза такая, — накидывается на меня в шутку, прижимая к земле, и начинает щекотать.

— Нет! Нет! Пожалуйста! Я щекотки боюсь! — извиваюсь в его руках, пытаясь отбиться. — Роман, перестань!

Но он продолжает, а потом вдруг его пальцы перестают впиваться мне в рёбра, но зато губы впиваются в мои.

Ох... Я ошалело теряю разум от острых ощущений. Неделю мечтала об этом и вот оно. Поднимаю руки и обнимаю его за шею.

Жадные поцелуи разжигают весь спектр эмоций внутри, кожа становится чувствительной и каждое прикосновение, словно удар электрошоком.

Ммм... Он такой сладкий...

Его рука ложится на мою поясницу и медленно скользит в трусики купальника. Сжимает ягодицы, и я чувствую, как начинаю течь.

Вдруг воздух разрезает пронзительный рев и звериный рык.

Шолохов отстраняется и прислушивается.

Слышен звук какой-то возни и визгов где-то недалеко. Удары, треск ломающихся веток.

— Иди домой, — вскакивает на ноги и с волнением смотрит на меня. — Быстро!

— А ты? — хватаю покрывало и сумку.

— Я скоро приду.

— Рома, что там? — голос дрожит от страха.

— Иди домой, — рычит на меня не хуже зверя.

Я огибаю берег и направляюсь к дому, по пути оглядываюсь и вижу, как Шолохов скрывается в зарослях кустов.

Куда ты, псих? Там, похоже, медведь с волком сцепились, судя по звукам. Жить надоело?

Первая мысль была бежать следом за ним, но страх пересилил и я, сверкая пятками, побежала домой.