За тихой и темной рекой

Выстрелы, а именно их и услышали губернатор с полицмейстером, звучали как гром. Куда летели пули, было непонятно. Единственное, пока спасала отряд темнота. Однако до рассвета оставалось всего ничего. «И вот тогда, — мелькнула в голове Белого шальная, как пуля, мысль, — если не успеем, все окажемся у противника на виду. И расстреляют нас в упор, словно мишени в тире».

С лодок ответили из карабинов. Впрочем, стреляли осторожно, кабы не попасть в темноте в своих. Потому огонь со стороны реки был менее активен, нежели со стороны леса.

— Твою душу… — Олег Владимирович бросился на землю, схватил в горсть гальку, вперемежку непонятно с чем, резко поднялся и принялся всё это забрасывать в ствол орудия. — Это ж надо… Попасть в дуэль!

В это время к поручику, спотыкаясь, подбежал один из солдат:

— Ваш благородь, готово. Там наши у ещё двух стволов.

— Отлично. В лодки, и ходу отсюда! — быстро приказал Рыбкин, а сам бросился в сторону орудий, возле которых возилась группа артиллеристов и казаков вместе с советником.

Пули защёлкали по гальке прямо возле ног офицера. «Пристрелялись, — понял поручик. — Глаз намылили, — и, резко обернувшись, выстрелил в ответ из револьвера. — По силуэтам бьют. На фоне реки нас-то хорошо видно».

Через пяток шагов поручик добежал до оставшейся пушки. Рука наткнулась на ещё тёплое, мокрое от крови, тело на лафете орудия. Дрянь дело! Начинаем терять людей.

— Олег Владимирович, не ранены? — крикнул Рыбкин, стреляя в сторону леса.

— Господь миловал, — крякнул Белый и силой вбил осколок камня в ствол орудия. — Рыбкин, отходите к лодкам! — Белый кричал уже во весь голос. — У нас последняя пушка. Уходите!

— Сейчас, — пробормотал поручик и, выставив руку, прицелился. — Поиграем маленько в кошки-мышки и поплывём.

— Что вы там? Уходите!

Белый безуспешно возился с последним стволом. В ногах у него лежало два тела. Казак, убитый шальной пулей. И раненый артиллерист. Олег Владимирович ползал меж ними, пытаясь наскрести хоть горсть гальки, но руки постоянно натыкались на крупный камень.

Рыбкин присел, навскидку выстрелил еще, крикнул:

— Я прикрываю! Уходите! Я за вами!

— Ещё немного…

— Бросьте! Уходите немедленно! — поручик послал новую пулю в заросли.

Олег Владимирович подхватил тяжёлое тело ещё живого солдата и поволок его к воде. Рыбкин взвёл барабан, вспоминая, сколько патронов он уже израсходовал: «Пять? Шесть? Чёрт, сколько раз себе говорил: нужно считать!». Где-то с боков сердито огрызались карабины. «С лодок, — догадался поручик. — Дьявол, все ушли или нет? А если кто есть раненый? Да попробуй в темноте-то разбери! А советник? Добрался или нет?»

— Олег Владимирович, — во всю мощь крикнул поручик. — Вы где?

— В лодке! Поручик! Быстрее! — сквозь выстрелы с левой стороны послышался голос Белого. — Светает! В лодку, поручик! Быстрее!

— Сейчас! Один момент! — Рыбкин кинулся в воду, но тут же обернулся в сторону леса, снова вскинул револьвер и зло выкрикнул: — Сопли, говорите? Сопли? Вот вам сопли!

Два выстрела почти слились в один.

— Что за чушь вы там несёте? — Белый втянул тело солдата в лодку, и обернулся, когда первая пуля ударила поручика в грудь.

Станислав Валерианович почувствовал горячий шлепок, удивлённо глотнул воздух и хотел было ещё раз поднять револьвер, как свинцовая оса ужалила в шею ошеломлённого поручика. Третья врезалась в плечо, откинув его тело в воду.

— Его благородие ранены! — заорал кто-то в лодке.

Советник кинулся в речной поток. Поручик почти полностью погрузился в воду. Олег Владимирович поднырнул, вытолкнул поэта на поверхность и, выставив Рыбкина над водой, потянул за собой, на середину реки. Там, держа туловище офицера так, чтобы тот не захлебнулся, советник, с трудом загребая правой рукой, доплыл до ближней из лодок и подтянул Станислава Валериановича к борту.

— Давайте, ваше благородь, — донесся сверху голос Картавкина. — Отпускайте. Я щас его…

Белый вцепился в борт и терпеливо ждал, пока поручика осторожно затянут в лодку. Время, казалось, встало. Плоскодонку сильно качало, отчего голова Олега Владимировича то высоко поднималась над поверхностью воды, то глубоко уходила в неё. Наконец, чьи-то сильные руки ухватили Белого за сорочку и потянули вверх. Олег Владимирович перевалился через борт, отдышался, после чего наклонился над Станиславом Валериановичем.

— Ничего, поручик. Скоро будем в городе. Придёшь в себя, — Белый склонился над телом поэта, срывая крючки и распахивая китель. — Сейчас я тебя перевяжу. И в госпиталь. А после к Анне Алексеевне. Мы ещё и дуэль… По всем правилам. Как полагается. Хочешь, будешь оружие выбирать, а? Ты молодец, поручик. Так славно всё придумал. Как мы их, а? Сейчас, потерпи…

Белый стянул с себя сорочку и принялся рвать её на лоскуты.

— Ваше благородие, — раздался с кормы оклик Картавкина. — Бросьте. Померли они.

— Ты что мелешь? Сучий пёс! Кто умер? — Олег Владимирович едва не срывался на крик.

— Они, ваше благородие. Не тормошите их. Покойно им…

— Ты что мелешь? Что ты мелешь, скотина?! Что ты?