За тонкой гранью

Наш город, наконец, вздохнул полной грудью и умер, потому что некому больше восторгаться его культурой и красотой, город не может существовать для одного человека, как один человек не может существовать только для одного вида грибка или паразита. Так, пока я медленно ехал по спальным районам, мимо меня проплывали дома, можно сказать, первые из нового поколения генерального плана застройки начала нулевых, когда у архитекторов по неведомой причине проснулась тяга внедрять в фасады круглые элементы, которые морально устарели уже через пятилетку и просто мозолили глаза добропорядочным гражданам. Помимо того, что эти элементы не несли на себе никакой художественной дерзости и замысла, так еще утяжеляли фасады, трескались и придавали зданию устаревший вид до того как у жильцов истечет срок гарантийного обслуживания. Возможно, уродство архитектуры начала нулевых неосознанно вызывало у жителей ближе к двадцатому году внутреннее отторжение при оплате счетов за капремонт, потому что скидывались все не на поддержание и восстановление собственного дома, а на латание треснутых стен в этих домах. Нелепая архитектура нулевых настолько трогала сердца жителей города, что было составлено множество списков, таких как «Топ 10 самых уродливых зданий Петербурга» или «самые неудачно вписанные здания в архитектурный ансамбль». Так в эти списки попали ТРК «ПИК» на сенной и здание в виде бетонной коробки с ужасной ротондой, в основании которого был вход на станцию метро «Достоевская». В Нью-Йорке была похожая история, когда они снесли прекраснейшее здание Пенсильванского вокзала в 1963 году и построили абсолютно не вписывающееся отвратительнейшее здание стадиона и концертной площадки Мэдисон Сквер Гарден, после чего родилась фраза «Тот, кто входил в город как бог, теперь пробирается словно крыса». После череды громких скандалов в Нью-Йорке приняли законы по защите культурного наследия.

К началу моего пути в одиночку в этом бренном мире, первые две недели, я все еще носил с собой в кармане смартфон, он уже был разряжен и давно выключен. И все это время я чувствовал фантомную вибрацию в кармане, которая заставляла меня хлопать по нему, чтобы проверить, не звонит кто, случаем. Я помню, как впервые обратил на это внимание, многие люди, которые не держат телефон в руках, обязательно время от времени похлопывают себя по карману, в котором носят его. Так в историю вошел феномен фантомного звонка, а карманники научились без труда определять, где у жертвы хранится самое ценное. Со временем я просто перестал брать его с собой, карман стал пустой, а я продолжал хлопать себя по нему, на секунду вздрагивая от мысли, что забыл телефон дома. Самая большая катастрофа современного человека – выйти из дома без своего верного друга, который всегда подскажет время, дату, погоду, историческую справку, расписание чижика, меню в ближайшей кафешке, все, что ты ни пожелаешь. Один человек однажды высказал мнение, что благодаря прогрессу, связанному с мобильными устройствами в том числе, жизнь человека подешевела в плане его увлечений. Сто лет назад, ты должен был быть богат, чтобы увлекаться фотографией, ты должен был быть безумно богат, чтобы иметь свою собственную библиотеку, ты должен был быть космически богат, чтобы иметь доступ хотя бы к одному проценту того объема информации к которой тебе дает доступ твой телефон, благодаря интернету, и сто лет назад ты стал бы вселенски богат, если бы мог мгновенно обмениваться информацией с любым человеком на планете за долю секунды. Люди расслабились и попросту перестали удерживать важную информацию в голове. Еще в девяностые я помнил номера телефонов, на которые звонил более трех раз, а сейчас попробуй выключить телефон и вспомнить наизусть хотя бы пять номеров. Современный человек привык получать информацию одномоментно, прямо тогда, когда она ему понадобилась.