За третьей гранью

Лестница казалась бесконечной, по моим ощущениям мы спустились уже гораздо ниже первого этажа, но я уже привыкла к тому, что дом внутри на порядок больше, чем видится снаружи.

Чем ниже я спускалась, тем сильнее веяло в затхлом холодном воздухе тщательно сдерживаем напряжением, тоскливо-печальным и безрассудно-горьким, как «лебединая песня» умирающей души. Я на мгновение остановилась, прислушиваясь к своим ощущениям. Мне не нравилось это место: мрачное, унылое и холодное. Холодные стены, ледяные ступени. И даже воздух холодный. Не переливающийся яркими морозными искрами над белизной первого снега, а мёртвый, неподвижный (ну да, вентиляции тут явно нет) и тяжёлый.

Чужие страх и отчаяние были разлиты в воздухе подобно эфиру. Их присутствие ощущалось физически, липко увязая в зубах, меленьким дрожанием отдаваясь в груди. Где-то я читала о таком побочном эффекте некоторых заклинаний…

Я снова шла вниз, но уже спокойно и уверенно, не боялась подскользнуться на обледеневших ступенях, словно кто-то ласково вёл меня за руку, во время предупреждая об выщербленных или истёртых ступенях. Я уже не могла остановиться, да если честно признаться, не желала. Меня неудержимо влекло вниз, к едва заметному бирюзовому огоньку, яркому, как летнее небо над свежим лесом. Наверное, это безумно красиво – клочок чистого неба в тёмном, насквозь промёрзшем подвале.

Я попыталась остановиться – и не смогла. В воздухе беззвучно звенели разрывающиеся туго натянутые хрустальные нити тишины и одиночества, паутиной оплетающие это место. Холодный огонёк приближался, теряя свою летнюю свежесть. Беспощадная яркость ледяного огня заливала пол подвала, ослепляя, но не давая света.

Я замерла на последней ступеньке, непроизвольно задержав дыхание. Под ногами ртутными шариками переливались чистым серебром крупные капли, и я с кристальной ясностью поняла, что это кровь. Добровольно отданная кровь. Капли сливались с друг другом, фосфоресцирующие линии переплетались в странном порядке. Я безучастно наблюдала за причудливой игрой бликов на моей коже, пока одна умная мысль окольными путями не добралась в мой мозг. Я наконец сообразила, что рисунок на полу образует две переплетённые пентаграммы, вписанные в три круга, между которыми размашисто начертаны понятные любому магу знаки: смерть, заточение, сила, подчинение и… пустота. Где-то я уже видела подобную пентаграмму, кажется, там же, где и читала про эмоциональный фон заклинаний…

Я привычно впала в некое подобие транса, пытаясь вспомнить, где я могла читать о заклинаниях, в которых используются сдвоенные концентраторы(1), пока не перевела взгляда на центр наложенных друг на друга звёзд. В нескольких сантиметрах над полом колыхалось нечто абсолютно белого цвета, холодного и слепящего. Вокруг него мягким перламутром переливалось полупрозрачное марево, одеялом окутывающее белое сияние. Прищурившись, я смогла разглядеть в центре белой субстанции свернувшуюся калачиком детскую фигурку.

Я с трудом сглотнула, мгновенно сообразив, что за заклинание здесь использовано. Древнее, запрещённое, сложное… И прежде всего, приносящее смерть призывающему. Пожалуй, только вампир мог выжить после его применения, ведь причина смерти неудачливых некромантов банальна: большая потеря добровольно отданной крови. Только она способно удержать душу, покинувшую умершее тело, в шаге от Грани. Удержать уже готовый пролиться ливень, уже извергнувшуюся из вулкана лаву.

Надо быть самоубийцей, чтобы нарушить слабую дрёму бесплотной души. Я шагнула назад, снова уткнувшись спиной в Брунгальда. Он положил ладони мне на плечи и спросил: «Довольна? Утолила своё любопытство?» «Более чем».

Я отвернулась и, вежливо отодвинув вампира в сторону, начала медленно подниматься, внимательно глядя под ноги. Неведомая сила уже отпустила меня и не страховала от случайного падения. Не знаю, что ей было надо, но она это получила.

Дорогу назад я запомнила плохо, монотонные движения не отложились в памяти, только мне упорно казалось, что лестница стала гораздо длиннее.

Выйдя из подвала, я долго стояла прислонившись спиной к стене и с наслаждением вдыхала пыльный и горьковатый, но такой тёплый воздух узких коридоров.

После посещения подвала я чувствовала себя выжатой и опустошённой, как сдувшийся шарик. Думать было физически больно, поэтому я не стала измываться над собой и отложила анализ увиденного до лучших времён. Если они, времена эти, будут. А то кто этого психованного вампира знает, может прирежет, решив, что я узнала что-то недозволенное?

А всё-таки, дико интересно, чью душу вампир в призму заточения загнал. И, главное, зачем ему это понадобилось?

С трудом вписавшись в очередной поворот, я машинально провела по стенам руками, ища факелы, хотя смысла в этом никакого не было: нафиг мне потушенный факел? Разве что, огреть им кого-нибудь из-за угла… Ага, вампира, если напасть вздумает…