За три моря. Путешествие Афанасия Никитина

Привычные ко всему Афанасий и Хаджи-Якуб занимались своим делом. Никитин латал совсем износившуюся рубаху, а проводник перетирал узловатыми, старческими пальцами сухие травки, перемешивал их в тряпице.

Но они не забывали о дозоре и время от времени поднимали голову, вслушиваясь и всматриваясь в ночные поля.

Выли шакалы на развалинах, но к ним все в караване давно привыкли.

Уже луна взошла, и густая тень от стены накрыла дозорных.

Вдруг Никитин легко и бесшумно вскочил на ноги. Юша вздрогнул.

– Что такое, дяденька Афанасий?

– Нишкни![70] – строго шепнул ему по-русски Афанасий.

Хаджи-Якуб тревожно привстал.

– Ничего не слышу! – после долгого молчания наконец сказал он.

– Шакалы смолкли, – шепнул Никитин, показывая на развалины.

Тут только старик и Юша заметили, что вокруг стало особенно тихо. Надрывный вой шакалов смолк.

– Не брешут, – повторил Афанасий, – видимо, спугнул их кто-то. Юшка, лети в стан, буди хозяина! Только чтобы шороха не было! Держись тени, светлые места переползай. А мы с дедом гостей встретим!

Юша скользнул вдоль стены, обогнул мечеть, спустился в сухое ложе заброшенного арыка и, пригнувшись, стараясь не шуметь, побежал к стану.

Али-Меджид спал, раскинувшись в походном шатре. Юша наткнулся на него и тихо тронул за руку.

Самаркандец вскочил.

– Что случилось? – воскликнул он. – Почему ты здесь?

– Дяденька Афанасий послал, – зашептал Юша. – Думает, разбойники к стану крадутся. Слышишь, шакалы замолкли?

Самаркандец выбежал из шатра и разбудил своих спутников.

В это время от мечети донесся грохот. Афанасий пустил в ход свою пищаль. Тотчас же раздались крики, стрелы засвистели и застучали по камням.

Из стана бросились на помощь к дозорным. С ними побежал и Юша.

Никитин лежа отстреливался из пищали. Проводник, спрятавшись за камнем, стрелял из лука.

Разбойники не ожидали такого отпора. Некоторое время они стреляли, кричали для острастки и гарцевали на поляне. Потом раздался резкий свист. Сразу крики прекратились, и топот коней замолк вдалеке.

Утром Юша нашел в развалинах труп разбойника.

К великому южному морю

Настала осень, а караван все шел и шел. Начались дожди, и дорога превратилась в грязное месиво. Кони и верблюды пробирались с трудом. Пришлось опять сократить переходы.

Но вот солончаки сменились песчаной пустыней, перемежающейся с каменистыми лощинами и холмами, и на закате путники наконец увидели башни, минареты и купола мечетей Йезда.

Город этот мало отличался от других городов Персии – всё те же узкие и грязные улицы, всё те же слепые дома с внутренними двориками, мутные арыки, кучи нечистот, бродячие собаки, грызущиеся из-за падали.

Название этого города Афанасий Никитин слышал не раз еще на Руси. В Йезде вырабатывались ткани, которые персидские купцы продавали татарам, а татарские купцы перепродавали русским на ярмарках под Казанью. Жили здесь и ремесленники, вырабатывавшие металлические изделия.

Город выглядел странно. Вдоль улиц шли сады, но грунт в некоторых частях города находился гораздо ниже улицы, на дне глубоких канав. Там же текли арыки, и туда выходили двери жилищ. А вровень с улицей оказывались крыши домов и вершины фруктовых деревьев. На плоских крышах строились новые дома, и к ним над садами и дворами перекидывались мостики. Хаджи-Якуб объяснил, что дома и сады ушли вглубь потому, что песчаные бури из пустыни неустанно засыпают Йезд песком. Поднять сады на песок нельзя, так как вода не потечет вверх, а без воды они погибнут. Поэтому жители высыпают песок на улицу, и она растет, поднимаясь выше домов и деревьев.

В Йезде, как и в Куме, много было пришлого люда: крестьян, перебравшихся в город из ограбленных и разоренных селений, мелких торговцев и бродяг.

Днем они бродили по городу и толкались на базаре, перебиваясь случайными заработками, а по ночам ютились в развалинах.

В Йезде Али-Меджид и его спутники прожили более месяца, дожидаясь, пока соберется караван в Ормуз. Здесь с ними должен был расстаться Хаджи-Якуб. От Йезда до Ормуза дорога шла на юг, а старику надо было пробираться на запад, к Ширазу. Но самаркандец и Никитин не хотели расставаться с Хаджи-Якубом. Во время странствований по большим дорогам Персии он был незаменим.

Долго уговаривали старика. В конце концов Хаджи-Якуб согласился проводить караван до Ормуза.

Серые и черные скалы стиснули дорогу. Песчаные бури источили их поверхность и покрыли прихотливым узором пещерок, ячеек и жилок, тонких, как бумага. Скалы были похожи на губку или пчелиные соты. Иногда караван пробирался по узкой тропе над бездной. Коней вели на поводу. Одна скала так нависла над дорогой, что пришлось разгрузить всех вьючных коней и верблюдов, провести их осторожно по опасному месту, а вьюки перетащить на руках.

Потом все чаще стали попадаться финиковые пальмы. Для жителей этой страны финиковая пальма была незаменима. Они питались финиками и жили в шалашах, сделанных из стволов пальм, крытых пальмовыми листьями. Из фиников гнали вино. Даже коней, верблюдов и скотину кормили финиками.