Я слегка согнул руки и протянул их, показывая, что в общем-то безоружен и что у меня нет худых намерений. Вожак чуть подался вперед и понюхал. Другие тоже понюхали. Понюхали и пошли. Видно, земной запах не произвел на них никакого впечатления.
У меня отлегло от сердца.
- Что, не нравится? - сказал я, имея в виду земной запах.
Лоси не обернулись на мой голос. Они шли сначала шагом, потом затрусили рысцой и скоро пропали в гуще березника и сосонника.
Я опять обратил взор к закату. Солнце уже зашло за горизонт, и небо пылало не так ярко, как десять минут назад. Оно точно притухло и поблекло, и на нем появились новые краски - вишневые и лиловые. В лесу тоже произошли кое-какие перемены. Если днем почва была изрезана довольно четкими тенями, то теперь тени пропали, как бы стерлись начисто, и воздух посинел немного. Можно было подумать, что это тени растворились в воздухе и придали ему такой цвет.
И вот что любопытно. Вдали было темнее, чем вблизи. Впрочем, и вблизи скоро тоже потемнело. Я не знал, что делать. В интересах науки ночь лучше было бы провести под открытым небом, послушать, как гудят здешние комары, и заодно узнать, больно ли они кусаются.
Но я не решился и не отважился. Не решился потому, что мне просто-напросто было страшновато. Не чегонибудь конкретного - я не знал, чего здесь бояться,страшновато обыкновенной темноты. Ночью, особенно безлунной и беззвездной, человек и на Земле чувствует себя беспомощно, как в состоянии невесомости, а здесь, на этой чужой планете, тем более. Сейчас пришли безобидные лоси, а немного спустя могут нагрянуть чудовища и пострашнее, подумал я.
Все-таки перед тем как забраться в космический корабль, я проделал смелый эксперимент - разжег костер.
Наломал сушняка (с трудом, кстати сказать, ибо в лесу было чисто, как в парке культуры и отдыха) и стал чиркать зажигалкой. "Может статься, здешние жители и огня еще не знают",- подумал я, заслоняя голубой язычок от ветра. Но, увы, сушняк попался крупный и никак не загорался. Я погасил зажигалку и пополз искать сухую траву, мох, вообще что-нибудь воспламеняющееся. Такая трава - шелковистая и ломкая - нашлась в мелком сосоннике. Я нарвал сколько надо было и вернулся на поляну. Вторая попытка увенчалась, я бы сказал, мгновенным успехом. Трава вспыхнула, как порох, сушняк занялся, и костер заиграл языками чистого, почти бездымного и необыкновенно яркого пламени.
И вдруг кто-то уставился мне в затылок. Будто стоит и смотрит, не сводя глаз. А тут еще и костер потух - не сразу, а постепенно, но потух, и наступила такая темень, какой я отродясь не видывал. Я кое-как разыскал свой корабль (он находился шагах в тридцати-сорока от поляны), поднялся в верхний отсек и скоро уснул мертвым сном. В ту первую ночь мне снились Шишкин, Иван Павлыч и Фрося со своим мотоциклом. Фрося будто бы хочет завести мотоцикл, у нее не выходит, и она сердится страшно. Шишкин говорит: "Давай я... Я!" А Иван Павлыч стоит и пожимает плечами: "Этого еще не хватало!".
Глава пятая
Вот эта улица, вот этот дом
И вот снова утро. Проснувшись, я сладко потянулся, так, что хрустнуло в суставах, и глянул в иллюминатор. Солнце взошло, туман уже рассеялся, и лес сверху просматривался до самого горизонта.
Визуальные наблюдения не дали ничего нового. Лес был как лес, небо как небо и солнце как солнце. Однако внизу, то есть на самой планете, меня ждали открытия, которые опрокинули все мои представления о космосе.
Не знаю, как здесь насчет гуанина, цитозина и тимина, это пусть остается на совести Роджера Макгоуэна из Редстоуна (штат Алабама)... Что же касается Шишкина, то он как в воду глядел.
Но не будем забегать вперед.
Спустившись вниз, я прежде всего раз пять-шесть обежал вокруг корабля и проделал несколько упражнений средней сложности. Комплекс был разработан еще Шишкиным, в него входили ходьба на голове, как он выражался (на самом деле я ходил на руках, а не на голове), прыжки и приседания (по сто прыжков и приседаний за раз), вдохи, выдохи и так далее.
Потом я хотел набрать земляники и позавтракать, но вдруг вспомнил, что не умывался с тех пор, как покинул Землю... "Непорядок, непорядок!" - вслух сказал я и, быстро сориентировавшись, довольно уверенно, как у себя дома, зашагал в сторону вчерашнего озера.
Сейчас, при свете дня, все страхи рассеялись, я почувствовал себя смелее и увереннее, однако ухо все время держал востро, то есть не забывал, где я. Потому-то и шагал не слишком быстро, так сказать, с оглядкой, и старался замечать всякие подозрительные вещи. Вон чернеет пень странной конфигурации: сверху шишка, а по бокам какие-то отростки... На Земле я и ухом бы не повел, пень - экая невидаль! А здесь в груди все похолодело. А ну как этот пень, думаю, сорвется с места, замахает руками-отростками...