За тридевять планет

Вернувшись из леса, я вдруг обнаружил, что что-то изменилось. Не сама деревня, нет, она осталась прежней,- изменилось отношение людей ко мне. Как известно (я писал об этом), они здесь вообще отличаются мягкостью, уравновешенностью и обходительностью.

А в этот день, особенно после обеда, стали ну прямотаки шелковыми. Их внимание ко мне достигло, я бы сказал, космических пределов.

Начать с того, что меня буквально затащили к тетке Пелагее.

- Как капитан? Летает? - спросил я, переступая порог обители, которая отныне станет не просто обителью, а домом-музеем имени капитана Соколова.

- Летает... Все летает,- вздохнула Пелагея.

Фроси дома не было - она ушла на ферму доить коров. Зато гостей, кажется, прибавилось. В горнице, где некогда жил Шишкин, сидели представители райцентра и крайцентра. Когда нас знакомили, каждый из них назвал свою фамилию, но я не запомнил.

- Одну минуточку...- Фоторепортеры и кинооператоры втолкнули меня в середину представителей.Улыбку, улыбку... Так, хорошо! - И защелкали, затрещали аппаратами.

Кстати сказать, здешние киноаппараты издают противный треск. Я поначалу пугался, особенно когда снимали неожиданно, потом привык и перестал пугаться.

Только внутри всякий раз отчего-то холодело, как будто на меня наставляли не безобидные объективы, а настоящие пистолеты.

В горнице, на столе, придвинутом к простенку, стоял большой (примерно тридцать на пятьдесят) портрет капитана Соколова. Это был вылитый наш капитан Соколов, и форма на нем была вылитая наша, военная, со всеми значками, как полагается. Один из фотокорреспондентов - невысокого росточка, полный, но удивительно юркий - легонько взял меня под руку и попросил наклониться, как бы обнять портрет.

- Так... Одну секундочку... Снимаю! - шепотом проговорил он и, нацелив объектив, стал пятиться, пятиться, пока не уперся задом в стену.

Придя домой, я опять включил телевизор. На экране мелькнуло лицо Юрия Фокина - он только что закончил репортаж из центра дальней космической связи,- потом стали показывать какой-то завод, освоивший выпуск электрических автомобилей. Два аккумулятора способны питать машину в течение месяца.

Если учесть, что скорость электромобиль развивает до ста километров, то станет ясно, какие это сулит выгоды.

Я переключил на другую программу. Комната наполнилась приятной музыкой. Под эту музыку передавался художественный (думаю, что художественный) фильм на злободневную тему. Я не досмотрел до конца - время поджимало,- но понял, что она его любит, он тянется к другой а та, другая, не обращает на него никакого внимания. По здешним представлениям, это была настоящая трагедия в духе Шекспира. Во всяком случае, он так переживал, что в конце концов стал рвать на себе волосы и размазывать по щекам слезы.

Я переключил на третью программу, потом на четвертую и пятую... Америка принимала гостей из Африки... Рыбаки в море тралили рыбу... Под Москвой завершали уборку зерновых... Потом вдруг показали аэропорт, и я чуть не подпрыгнул на стуле. На фоне надписи "Внуково" стоял Эдька Свистун, здешний Эдька Свистун, отдохнувший и окрепший. Зная, что объектив телекамеры наведен именно на него, Эдька помахал рукой. Потом кто-то сунул ему под нос микрофон, похожий на грушу, и попросил сказать несколько слов.

Эдька подумал, подумал, собираясь с мыслями, и заговорил сбивчиво:

- Я волнуюсь, и это понятно... Все-таки это первый случай, когда мой земляк, капитан Соколов, полетел в космическое пространство... Первый случай!

- Но, надеюсь, не последний! - вставил словцо диктор.

- Как знать! - несколько игриво, явно в расчете на ответную зрительскую улыбку, сказал Эдька. Глянув куда-то поверх микрофона, он заволновался и добавил : - Извините, подрулил мой самолет. Пора на посадку.

- Ну, счастливого полета! - пожелал диктор.

Эдька подался вперед, прямо на объектив, и мне показалось, будто он шагнул из телевизора в комнату.

Я даже отпрянул и чуть не опрокинул кресло, в котором сидел, и стол, на который облокачивался.

На грохот прибежала тетка Соня.

- Что ты, Эдя? - спросила она испуганно.

- Так... Показалось...

- Что показалось?

- Ничего особенного, тетя Соня. Показалось, будто я ночью иду по большому городу, кажется, по Новосибирску, и на меня нападают хулиганы. Навалились, сволочи, впятером, скрутили руки... Ну и я, знаешь, не лыком шит!

- Какие хулиганы? И зачем тебе надо скручивать руки?

"Начинается!" - подумал я. На память пришел случай, когда я хотел повесить на двери замок. Узнав об этом, старуха до того удивилась, что у нее отвисла нижняя челюсть. "А это еще зачем?" И как я ни объяснял, как ни старался, до нее не доходило. Все мои доводы, самые логичные и, казалось, неотразимо убедительные, разбивались о несокрушимую стену тети Сониной наивности. Такая же ситуация возникла и сейчас. Старуха давно забыла (а может, и не знала никогда), что это за фрукты такие - хулиганы,- подумал я и решил доверительно побеседовать с нею на эту тему, так сказать, просветить напоследок.