За Тридевять Земель

Уже первый епископ Мехико Хуан де Сумаррага слезно молил Карла V не присылать клириков «без предварительного обследования безупречности их поведения и грамотности». Ибо, писал он, «я принужден видеть служителей Бога, развращающих тех, кого они призваны обратить ко Христу: одни корыстные до невозможности, другие хуже, нежели сводники публичных домов. В особенности пусть Ваше Величество следит, чтобы в нашу страну, не допускались ни расстриги, ни вообще монахи... Это самый худший народ, к которому вполне приложимо мнение блаженного Августина, выразившегося однажды, что он не знает ничего лучшего, чем хороший монах, и ничего худшего, чем дурной монах. По той самой причине я высылаю из Мехико третьего провизора Хуана Реболко, который задолго до моего приезда сюда содержал игорные притоны в этом городе и в других местах, где ему казалось удобным; совершал и другие проступки и, по моему мнению, неисправим. Затем высылаю Франциско де Алегриаса, легкомысленного развратного монаха, по происхождению мавра: он держал при себе четырех красивых девушек-индианок, переодетых мальчиками, коих я сам видел в его доме... затем Иоргаса вместе с братом, монахов не лучших, нежели сей. Перина, который проиграл две тысячи церковных денег. Считаю также нужным вышвырнуть из Мексики бакалавра Барреду, который, оставшись моим заместителем, пока я отправился в горы уничтожать идоловские капища, вместе с другим викарием поспешили в общество продажных женщин, с которыми его видели индио... И да будет ведомо Вашему Величеству, что во всем нашем капитуле нет священника, который бы знал порядок богослужения в кафедральных церквах, что чинит немалые неудобства».

«Старый Свет овладел Новым в силу чудовищной аксиомы, что сила выше права,– писал французский историк конца прошлого столетия Альфред Де-берль.– Говорят, что завоеватели думали внести американским народам цивилизацию посредством религии. Предлог был найден хороший; говорили, что они убивают их ради служения Богу и вере и предают индейцев неумолимой и кровавой инквизиции только из-за священного ужаса, внушаемого идолопоклонством. Из прославленных бандитов хотели бы создать нечто вроде апостолов и видеть в них только ревнителей христианства, веровавших, что похвально и достойно нападать на всякого язычника и убивать его; но нет большей лжи, чем эта! Совершенно верно, что перед сражением они выслушивали мессу и шли резать в сопровождении священников, но это была с их стороны мера предосторожности в виде сохранения установленных отношений с Небом. Разрушение было быстро, как грабеж, жестоко, как преступление, и тем бессмысленнее и неумолимее, что тут мрачный фанатизм монахов соединялся с животной алчностью рейтара. Они,– эти бандиты старой Европы, по большей части отъявленные негодяи и мошенники,– они хотели спасти все эти чистые души, которые не почитали еще истинного Бога в лице папы Александра VI...» По свидетельству епископа Чиапаского (Мексика), только в его время было истреблено более пятнадцати миллионов индейцев! Драма, развернувшаяся здесь, в которой жестокость победителей соперничала с героизмом побежденных, достойна целой эпопеи. В трагических сценах дикого средневековья самыми мрачными фигурами выступают именно католические монахи. Это они освящают мечи безжалостных конкистадоров, уничтожают материальную культуру, указывая на ее несоответствие Евангелию, и крестят, крестят, крестят... Потоки святой воды смешиваются с потоками крови и, обратясь в вожделенный металл, реками текут в карманы светских и духовных завоевателей. «Почему не сочетать религию и выгоду, если одно не мешает другому»,– цинично заявляют они. Взамен же неофиты получали лишь пороки, которые оказались впоследствии не менее губительными для них, нежели мечи и костры завоевателей.

«Кровь мучеников – это семя христианства!» – провозглашал в своей «Апологетике» Тертулиан. Действительно, на заре своего возникновения христианство имело своих мучеников, но впоследствии оно само обрекло на муки такое количество людей, что голоса несчастных первых праведников потонули в воплях замученных именем Христа.

IX

В ночном лесу. Краснокожая Артемида "И смех, и грех..." Большая охота Эстансия Алларта Беркса. Чик-о.